Как сказала бы какая-нибудь слащавая чирлидерша, одна из подопечных миссис Фриц: «Фи!»
— В очередной раз ты покинула территорию школы без разрешения, — читает мне нотацию миссис Фриц. — Довольно долго без уважительной причины отсутствовала.
Я чувствую себя не очень уютно, потому что Нелл наотрез запретила мне надевать джинсы. Она выдала мне зеленые клетчатые брюки и огромное красное ожерелье из яшмы, все время повторяя, что зеленый и красный, стоит заметить, очень располагающие цвета и отлично сочетаются друг с другом (Что с тобой не так? Ты должна это знать. Неужели твоя мама-маляр ничему такому тебя не научила?). Она все время повторяла, что я никогда не буду роскошно выглядеть, если не перестану быть пушком.
«Пушок отряхивают с лацкана пиджака, — сказала мне Нелл. — Не позволяй себя вытряхнуть, Аура».
Я ловлю свое отражение в стеклянной панели на двери миссис Фриц, в очередной раз удивляясь, как круто выглядят мои бедра в брюках Нелл. И еще мне нравится, как ее кофточка обтягивает мою дынеобразную грудь. Думаю, я не буду сильно сопротивляться, если Нелл заставит меня выбросить все безразмерные толстовки, но пока в таком наряде я все же чувствую себя немного глупо. Будто я уменьшенная копия Нелл, все, что мне нужно, это полностью выбелить волосы, и мы станем близнецами.
И вот миссис Фриц пялится на меня как на девчонку-пушок, которой я не должна быть, как предупреждала меня Нелл. Я хочу сказать: Видишь? Я могла бы по такому случаю напялить свои старые дурацкие джинсы, но я этого не говорю. Я сползаю на стул и думаю: Отлично. Ну, начали, начали…
— Извините, — вступает в разговор Нелл. — Вы в ней разочарованы?
Ее тон заставляет меня подскочить обратно, улыбка медленно расползается по моим щекам. Так, так, так. Что тут у нас…
— Вы имеете представление, через что девочке пришлось пройти за последние несколько недель? — спрашивает Нелл. — Вы понимаете, через что она прошла за эти шестнадцать лет?
Миссис Фриц шумно сглатывает:
— Мисс… Мисс Амброз.
— Зеллере, — поправляет Нелл. — Бабушка Ауры.
— Политика школы предписывает мне общаться только с опекуном или с родителем…
— Я опекун, — говорит Нелл.
— Но почему… где… почему… — заикается миссис Фриц.
— Потому что ее мать отправили на краткий курс лечения в клинику.
— Отправили?
Нелл кивает:
— Из-за шизофрении.
— Из-за… чего? — спрашивает миссис Фриц, поднимая груду папок на кольцах, свалившихся на коробку «Пицца Хат». — Что? Что?
— Не говорите мне, что вас не предупреждали о состоянии ее матери, — нападает Нелл. — Ей поставили диагноз еще в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году.
— Нет… вещи такого рода… не то чтобы Аура была в состоянии сама… наше беспокойство… заболевания родителей не… — всхлипывает миссис Фриц.
— Это должно быть в ее личном деле, разве нет? — спрашивает Нелл.
Миссис Фриц вскакивает на ноги и несется к потрепанному металлическому шкафу для документов. Она открывает ящик (из которого вот-вот полезут смятые баскеты из «Ки эф си») и вынимает оттуда файл. Она тащит его к своему столу, и ее упакованные в колготки бедра распирают по швам юбку в стиле «бизнес-леди». Она вынимает документы:
— Нету, видите? В первый день учебы, когда ее попросили заполнить карту для экстренных случаев, Аура не указала…
Нелл стреляет в меня взглядом. Я пожимаю плечами. А какое их дело? Почему я должна мириться с тем, чтобы школьные вездесущие носы терлись так близко у моего лица, что можно разглядеть черные волоски, торчащие у них из ноздрей?
— Аура на самом деле была главным опекуном своей матери с тех пор, как ее родители три года назад развелись, — вздыхает Нелл. — Я сожалею, что меня тогда не было рядом. Но теперь я здесь. И, по крайней мере, я была здесь, когда Аура обратилась ко мне за помощью. Как я понимаю, Аура бывала в этом самом кабинете и разговаривала с вами, когда состояние ее матери ухудшилось. У вас в кабинете очень умный ученик… ученик, который вдруг пропускает занятия…
— Да, у Ауры это начало входить в привычку, она уходит с территории школы, — соглашается миссис Фриц. — Несколько разных случаев…
— Дорогуша, — говорит Нелл (и мне нравится, что она бросила в лицо Фриц это пренебрежительное «дорогуша», мне нравится, мне нравится!), — мне кажется, у вас была возможность выяснить, что происходило в доме Ауры. Почему никто не попытался связаться с мистером Амброз? А? Звонок из вашего кабинета уж точно встревожил бы отца Ауры. Возможно, если бы вы сделали этот несчастный телефонный звонок, мать Ауры не дошла бы до такого состояния, что ее пришлось госпитализировать.
Миссис Фриц снова сглатывает и — ах, как жаль, что у меня нет с собой камеры — складывает руки на своем рабочем столе и смиренно кивает.
— Я считаю, самое время вам начать копать немножко поглубже и попытаться разобраться, что там происходит с некоторыми вашими учениками, — говорит Нелл. — Это не составит вам большого труда: просто придется немного работать с фамилиями, начиная с букв А, Б или В, и, очевидно, параллельно весь день обедать.
Миссис Фриц вздрагивает.
— Мне бы хотелось, чтобы сию минуту послали курьера собрать задания, которые Аура пропустила за последние несколько дней. Она вернется в класс на все уроки завтра утром. И прихватит, — добавляет Нелл, бросая взгляд в мою сторону, — добрую порцию выполненных заданий, если не вообще все.
Миссис Фриц шевелит своим рыбьим ртом, как будто хочет отхлебнуть своего «Доктора Пеппера», но боится потянуться к нему перед Нелл. Вместо этого она прыгает на ноги и бежит в учебный отдел, чтобы заставить какого-нибудь студента-секретаря пробежаться по моему расписанию уроков и выписать все задания, все до единого. Когда она перемещается по коридору снаружи, я слышу ее охи и вздохи — конечно, первый раз за всю свою жизнь ей приходится так много двигаться.
Нелл поворачивается ко мне.
— Некомпетентная корова, — ворчит она.
И в этот момент я по уши влюбляюсь в Нелл Зеллере.
Шизофрения — болезнь, которую нельзя предотвратить. Это как пуля, что уже летит в тебя.
Нам приходится втаскивать эллиптический тренажер Нелл через заднюю дверь, разобрав его на четыре части, и эта чертова штуковина такая тяжелая! Но тренажер — не единственная вещь, с которой я застряла. Нелл забирает с собой любимые кастрюльки и подписанную фотографию Диего Ривьеры в рамочке… и еще около девяти тонн одежды. Свитера, пиджаки, бесчисленное количество брюк. И туфли на каблуках — красные, синие, твидовые, лаковые, замшевые, с открытым мыском… Я уже собираюсь подразнить ее: Ты думаешь, ты кто, Имельда Маркус? Но, кажется, ей это и правда все очень нужно, и я просто иду обратно к ее «тойоте», воображая, как много хлама могло влезть в такую крошечную машинку.