– Я не слышу ответа, – сказала.
– А если он придет и убьет тебя?
– Это будет его суд, Очи. Но кто буду я, если не верну долю? Смерть лучше.
Тут опять загудело и загрохотало, словно из чрева горы, и Очи вцепилась мне в руку.
– Это не царь, – сказала я спокойно. – Царь молчит и ходит неслышно. Царь – это тень смерти. Нам нечего бояться: это поет хозяин гор, ээ-торзы, сидя на своем престоле. Он посылает зиму.
– Те! Как-то страшно поет, – через силу усмехнулась Очи. Эхо стихло, и она сказала: – Давай ждать под шкурой. Царь найдет тебя, если захочет, а мы согреемся. Давай меж камней натянем и сядем, как в шалаше.
Подумав, я согласилась. Мы отошли к скале. Натаскав камней, сложили их и накрылись шкурой. Устроившись, отдышались и прислушались. Вокруг была тьма, хоть открывай глаза, хоть нет. Шкура быстро задубела. Мы надышали под ней, стало теплей, и кожа на лице принялась гореть.
Так мы сидели – и время как будто отступило. Я вдруг стала странно себя ощущать. Сидела без движения, подогнув ноги и обняв их руками. Но тело мое будто от меня отделилось, окаменев, а сама я, вытянувшись, как дым, заструилась во тьме. Так удивительно и непонятно то было. Я пыталась почувствовать предметы вокруг: и камни, и шкуру, и свое тело, и Очи. Но не чуяла: такие же дымные сути, и я могла в них раствориться. Где же тогда я? – подумала и сразу ощутила себя сидящей, согнувшись, ногою касаясь руки Очи.
– Ты спишь? – позвала я ее.
– Нет. Я боюсь спать: вдруг провалюсь в нижний мир?
– Не бойся. – Я нащупала ее руку и сжала ладонь.
Мы замолчали. Потом Очи снова спросила:
– А как ты думаешь, что там – в нижнем мире?
– Вода и корни. Еще грибы.
– Да, а еще черви, кроты и землеройки, – фыркнула она. – То под землей! А я о мире, где живут алчные духи. Камка говорила, чтоб не совала носа туда, пока сильной не стану. Пока не обучусь. Но мне хоть и страшно, а манит туда. Как думаешь, – спросила она, – если человека закопать в землю, он попадет в нижний мир?
– Шеш, что говоришь! Разве можно зарыть человека? Он не проживет без света.
– Да, в нижнем мире нет света. Но быть может, там могут жить мертвые? Может, это тот мир, что после смерти?
– Камка бы тебя услыхала! Откуда только ты это взяла? После смерти мы пойдем на вышние пастбища, к Бело-Синему, в нем растворимся. Об этом все знают.
Она замолчала, ничего не ответив. Мы посидели еще, но времени не было, как той ночью, когда упало Солнце. Потом снова тихонько стала Очи меня звать:
– Аштара, ты заснула? Помнишь, как мы впервые с тобой повстречались?
– Я столько раз тебе говорила.
– Все забываю. Расскажи.
– Это было на праздник весны. После торжеств я пошла в лес и встретила тебя.
– Это было на Темном озере, да? Там, где трухлявая колода?
– Значит, помнишь.
– Нет, я плохо помню, как будто во сне.
– Там, когда стает снег, от коряги идет тепло. Туда сползаются змеи греться. И я, придя, увидела существо, обвитое змеями, хотя обликом было человек. Я решила, что это дух, и сказала: «Здравствуй, сестра».
– Почему ты так сказала?
– Чтобы задобрить духа. А почему ты сидела со змеями?
– Я не помню. Помню, что убежала из стана и пришла туда. А что было в тот день?
В тот день был праздник весны. Разложили большой костер, зарезали белую телку мохнатого яка, шкурой ее накрыли камень для подношений Луне. Потом вывели пленников. На праздник весны мы их всегда отпускаем, кто хочет, может уйти, а кто прижился – остаться. Но сначала они должны себя показать.
Тогда были пленники после похода вниз по Пенной реке. Люди, жившие там, рыли себе землянки, как лисы, а скот держали в загонах, сколоченных из шестов. Я помню их хорошо, хотя больше таких не приводили воины – говорили, их народ снялся и куда-то ушел. Обликом они были схожи с темными, но глаза круглые, а не раскосые, носы небольшие, а лица плоские и волосы светлые, как мучные. Женщины носили монисто из бронзовых круглых пластин в несколько нитей. Их клали на грудь, одну пониже другой, так что вся она сияла от чищеной бронзы. И пели они высокими голосами, сильно и резко, поворачиваясь и приседая, чтобы монисто звенели. Их было пятеро. Отец отпустил всех, но ушли только трое: самых молодых взяли в жены.
Но еще один пленник в то время жил у нас: сын царя степского народа. Уже несколько лет он жил в нашем доме, его отец взял в бою и держал, чтобы степские на нас не напали. Я мала была, мамушка меня к братьям редко пускала, и я плохо помню того мальчика.
Его звали Атсур – речной конь на языке степских. Отец учил его нашим словам, нашей жизни и нашим хотел сделать. Зачем, думаю я теперь, если все наперед поведала ему мудрая Камка и он знал, какую беду принесет царевич нашему люду? Или обмануть хотел Бело-Синего? Только волку собакою не обернуться: не захотел Атсур проходить у нас посвящение и стал проситься в степь. И на праздник отец обещал дать ему свободу, если отпустит сам царь.
В тот год охотники поймали в горах молодого барса. Он попал в ловушку на барана: прыгнул в яму, поранился о колья, хорошо – жив остался. Охотники привели его в стан. Всю зиму он прожил у нас, ему сколотили клеть и через дырку кормили мясом. Это был третий пленник, которого на праздник собирались отпустить.
И сделали так: связали прочную клетку, большую, просторную, и пустили туда царя и степского пленника. Суд царя – самый верный, это у нас всегда знали.
Драться с царем степскому царевичу было нельзя. Барс сам решить должен был, что с ним делать: если б не тронул, отпустили бы обоих. Но пленник испугался. Я видела это и помню: царь, увидев людей, отошел в угол клетки, но тут Атсур вытащил нож и напал на него.
Люди закричали. Если б царевич убил барса, мы все были бы прокляты. А царь, прижав уши, зарычал и прыгнул. Царевич потерял нож и упал, и барс, верно, загрыз бы его, – но вдруг отошел и не стал убивать.
Я помню его холодный, злой взгляд, как шлепал он хвостом, забившись снова в глубь клетки. И какая-то женщина рядом сказала: все равно степской теперь не жилец, найдет его царь, где бы он ни был.
Отец тут же велел открыть клетку, и барс убежал в горы. У пленника кровь текла из раны на плече. Отец сказал ему, что суд царя – верный, и отпустил Атсура. Царевич взял коня и ушел в степь.
– Я помню, Ал-Аштара, – сказала вдруг Очи. – Я тоже была там и видела тот бой. Но я так ненавидела его тогда, что заплакала, когда барс пленника не убил.
– Отчего?
– Он был достоин смерти! Мне было так дурно, я думала, что умираю. Я убежала из стана и отправилась к Черному озеру. Я хотела, чтобы змеи укусили меня.