В конце августа Вик отвез ее домой.
Они весь день провели дома. Вечером, сидя у телевизора, но не глядя на экран, Донна спросила его про «Эд Уоркс».
– Все в порядке, – сказал он. – Мы прикончили Профессора. Теперь разрабатываем новую рекламную кампанию.
Это было не совсем верно: разрабатывал Роджер. Вик приезжал в офис три-четыре раза в неделю и в основном ничего там не делал.
– Хотя «Шарп» вряд ли станет держать нас у себя дольше двух лет. Роджер был прав. Но мы чтонибудь придумаем.
– Хорошо, – сказала она. Теперь у Донны были периоды просветления, когда она казалась такой же, как раньше, но она почти все время молчала. Она потеряла в весе двадцать фунтов, и все платья на ней висели.
Она посмотрела на экран и потом повернулась к нему. На глазах у нее были слезы.
– Донна, – сказал он, – малышка…
Он бережно обнял ее и так держал. Ее тело казалось оцепеневшим, и кое-где он ощущал выступы костей.
– Мы сможем жить здесь? – всхлипывала она. – Вик, мы сможем жить здесь?
– Не знаю, – сказал он. – Я думаю, придется попробовать.
– Может… Я хотела спросить, сможем ли мы жить вместе. Если ты скажешь «нет», я пойму. Правда, пойму.
– Я не хочу ничего более отчаянно, чем остаться с тобой. Может быть, когда я получил эту записку Кемпа, я так не думал. Но это было недолго. Я люблю тебя. И всегда буду любить.
Она тоже обняла его и крепко прижала к себе. За окном поливал летний дождь, по полу скользили серые тени.
– Я не смогла спасти его, – сказала она, все еще всхлипывая. – Не смогла… Я все время про это думаю. Если бы я раньше добралась до двери… или подобрала эту биту… А когда я набралась сил, все уже… кончилось. Он умер.
Он не стал объяснять ей, что вряд ли она справилась бы с Куджо прежде, чем болезнь окончательно ослабила его; вряд ли он позволил бы ей даже подойти к крыльцу или к этой бите. Он чувствовал, что ей это не нужно.
– Я тоже не смог его спасти.
– Ты?
– Я ведь был уверен, что это Кемп. Если бы я приехал раньше, если бы я не спал…
– Нет, – сказала она мягко.
– Да. Я виноват, как и ты. Поэтому нам нужно простить друг друга. И жить дальше.
– Я чувствую его… в каждом углу.
– Я тоже.
Они с Роджером сдали все игрушки Тэда в Армию спасения. После этого они молча пили пиво в соседнем кафе. Вернувшись домой, Вик сел на кровать Тэда и рыдал, пока не выплакал все слезы. Он в тот момент хотел умереть, но не умер и даже поехал на другой день на работу.
– Свари лучше кофе. – Он провел рукой по ее спине. – А я затоплю камин. Что-то холодно.
– Ладно. – Она встала. – Вик!
– Что?
– Я тоже люблю тебя.
– Спасибо. Cейчас это очень важно для меня.
Она едва заметно улыбнулась и вышла. И они пережили этот вечер, хотя Тэд был мертв. Они пережили еще много таких вечеров. Осенью, когда начали опадать листья, им было уже немножко легче.
Немножко.
Она старалась не выдавать волнения.
Когда Бретт пришел из сарая, отряхивая снег с ботинок, и вошел в кухню, она сидела за столом и пила чай. Какое-то время он молча смотрел на нее. За эти месяцы он вытянулся и похудел. Отметки его за первую четверть были не такими хорошими, как раньше, к тому же он дважды дрался в школьном дворе – все по поводу той летней истории. Но отметки за вторую четверть были уже лучше.
– Мама! Что?
– Альва принес.
– А ему сделали уколы? – Это был первый вопрос, который Бретт задал даже не раздумывая.
– Говорит, сделали. Альва не хотел, но я уплатила ему по счету ветеринара. Девять долларов. От чумки и от бешенства. Если ты откажешься, он вернет деньги.
Деньги теперь были для них очень важны. Она порой думала, что им придется продать дом. Страховка оказалась совсем небольшой. В «Каскобанке» ей объяснили, что эти деньги вместе с остатками выигрыша будут выплачиваться им с процентами в течение пяти лет. Ей пришлось устроиться на единственное в Касл-Роке предприятие, в отдел упаковки и рассылки. Продажа инструментов Джо, включая злосчастный мини-кран, принесла еще три тысячи долларов. Поэтому они смогли кое-как продержаться. Конечно, можно было продать дом и снять жилье в городе, но Бретт этого не хотел. И они остались здесь.
– А как его зовут? – спросил Бретт.
– Пока никак. Он еще маленький.
– Породистый?
– Да, – сказала она и улыбнулась. – Альва сказал, что это гончая.
Он тоже улыбнулся, довольно тревожно. Но это было лучше, чем полное отсутствие улыбки.
– Если он нагадит, будешь убирать сам, – предупредила она.
– Ладно. – Он собрался уходить.
– Так как ты его назовешь?
– Пока не знаю. – Долгая пауза. – Я подумаю.
Ей показалось, что он вот-вот заплачет, но она не стала его утешать. Он уже большой, а большие мальчики не любят, когда мать видит, как они плачут.
Он вышел и принес щенка в дом. Он так и оставался безымянным до весны, пока к нему сама не пристала кличка Вилли. Это был маленький, жизнерадостный короткошерстный пес, и кличка ему очень подходила.
Той же весной Черити повысили зарплату. Она стала откладывать по десять долларов в неделю. Бретту на колледж.
Вскоре после страшных событий во дворе Кэмберов останки Куджо кремировали. Пепел отвезли на завод удобрений в Огасте. Никто уже не помнил, что он всегда старался быть хорошим псом и слушался Хозяина, Хозяйку и Мальчика. Он умер бы за них, если понадобилось. Он никогда не хотел никого убивать. Им просто овладело нечто – судьба, или рок, или просто болезнь, называемая бешенством. Его желания никто не спрашивал.
Маленькую пещеру, куда Куджо загнал кролика, так никто и не обнаружил. Летучие мыши почему-то покинули ее. Кролик не смог выбраться и умер медленной, мучительной смертью. Его кости, насколько я знаю, смешались с костями других маленьких животных, имевших несчастье попасть туда.
Вот и все.
Я вам скажу, чтоб знали вы
и помнили всегда,
что есть и у собак свой рай,
и он ушел туда.
Народная песня
Cентябрь 1977 – март 1981
У зловонного сарая из кромешной темноты поднялась лохматая голова. Сверкнули пустые желтые глаза. «Я голоден», – прошептал зверь.
Генри Эллендер. Волк
Тридцать дней в сентябре,
Июне, апреле и ноябре.
В остальных, кроме второго, —