— Черт подери, Сирена, я хочу, чтобы ты вернулась домой! — Глядя, как она борется с подступающими слезами, он почувствовал, как сжалось его сердце, резко выскочил из-за стола и бросился к ней. — Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь!
Джастин услышал, как она громко вздохнула, но слезы в ее глазах тут же исчезли. Однако раненый, полный боли взгляд оказался в сто раз хуже.
— Не надо быть таким жестоким, Джастин, — тихо произнесла она. — Ты вполне ясно выразился. Я уйду из твоего номера, но мне принадлежит половина этого отеля, потому я останусь здесь.
— Я еще не подписал соглашение, — напомнил он.
Некоторое время она молча смотрела на него.
— Ты так отчаянно стремишься от меня избавиться. Это моя ошибка. — Сирена взглянула на пустой бокал в руке. — Если бы я была умнее, то не оказалась бы с тобой в одной постели до подписания документов.
Не в силах справиться с накатившей яростью, Джастин выхватил бокал у нее из рук и запустил в стену. Мелкие осколки разлетелись по комнате. Прижав ее к себе, он зарылся лицом в ее волосы и буквально заорал:
— Нет! Так нельзя! Нельзя тебе так обо мне думать!
Внутренняя боль охватила ее, и Сирена не сопротивлялась.
— Пожалуйста, отпусти меня.
— Сирена, послушай меня. Послушай же меня! — повторил он и, крепко вцепившись в ее плечи, слегка отстранил ее от себя. — Перед тем как уехать из Вегаса, я получил письмо. Оно было адресовано лично мне. Человек, который заложил ту бомбу, предупредил меня, что это еще не конец. Он ждет удобного момента для удара. Где-нибудь и когда-нибудь это произойдет. И здесь дело не в деньгах, я это чувствую. Это личное, понимаешь? Рядом со мной тебе угрожает опасность.
Она пристально смотрела на него, чувствуя, как его слова разрывают плотную оболочку боли, окутавшую ее сердце.
— Ты все это сказал потому, что если я останусь, то со мной непременно произойдет нечто ужасное?
— Я хочу, чтобы тебе ничего не угрожало.
Сирена резко сбросила его руки со своих плеч.
— А ты поступаешь не лучше, чем мой отец! Как и он, придумываешь способы правильной организации моей жизни. Знаешь, что ты со мной сделал?! — в гневе воскликнула она, с трудом сдерживая снова навернувшиеся на глаза слезы. — Ты знаешь, как сильно меня обидел? А ты ведь мог просто взять и рассказать мне правду!
— Я уже все тебе рассказал, — огрызнулся он с чувством вины и острым желанием в голосе. — Ты уедешь?
— Нет.
— Сирена, ради бога…
— Неужели ты надеешься, что я соберу вещи и сбегу? — оборвала его она с раздражением. — Спрячусь, потому что кто-то когда-то может заложить бомбу в этом отеле? А почему ты не предлагаешь мне найти где-нибудь подходящий стеклянный колпак и поселиться под ним до конца жизни? Черт подери, Джастин, я поставила на кон не меньше твоего.
— Отель полностью застрахован. Если что-то произойдет, ты не потеряешь свои деньги.
Сирена со вздохом закрыла глаза:
— Какой же ты идиот!
— Сирена, взгляни на вещи трезво.
Она открыла глаза, и в них снова засверкала ярость.
— А ты, значит, как раз смотришь на вещи трезво?
— Мне плевать, трезво я смотрю на вещи или нет! Я хочу, чтобы ты оказалась там, где никто не сможет причинить тебе вред.
— Ты ничего не можешь знать!
— Я знаю, что люблю тебя! — Он снова схватил ее и с силой встряхнул. — Ты значишь для меня больше всех и всего в моей жизни, и мне нельзя тобой рисковать.
— Тогда почему заставляешь меня уехать?! — завопила она. — Любящие люди не должны разлучаться.
Они смотрели друг на друга, пытаясь осознать только что сказанное. Джастин разжал ладони и отпустил ее:
— Сделай это для меня, Сирена.
— Все что угодно, но только не это.
Отвернувшись, он подошел к окну и стал смотреть куда-то вдаль. Солнце медленно опускалось в море. Яркие вспышки огня, золотые полосы, перечеркивающие водную гладь, — все это было так прекрасно! Прекрасна и женщина за его спиной.
— Я никогда никого не любил, — тихо начал говорить Джастин. — Нет, я любил родителей и сестру, но их уже давно нет в моей жизни. Я научился жить без них. Но не думаю, что научусь жить без тебя. Одна мысль, что с тобой может произойти какой-нибудь кошмар, приводит меня в ужас.
— Джастин, — Сирена приблизилась, обняла его и прижалась щекой к его спине, — ты лучше меня знаешь: у нас нет никаких гарантий, но мы можем рискнуть.
— Я рисковал всю свою жизнь. Но тобой я рисковать не могу.
— И все же я по-прежнему оставляю за собой право выбора, — напомнила она. — И ты не можешь этого мне запретить, Джастин, вернее, я не могу тебе позволить. И скажи мне еще раз, — потребовала она, прежде чем он успел ответить. — Только на этот раз не ори на меня. Я, как и все женщины, обожаю романтику.
Обернувшись к ней, Джастин нежно провел кончиком пальца по ее губам:
— Мне всегда казалось, что слова «я люблю тебя» звучат как-то примитивно. До сегодняшнего дня. — Он нежно поцеловал ее в губы. — Я люблю тебя, Сирена.
Она вздохнула, почувствовав, как он медленно стягивает с нее жакет, и нежно прошептала:
— Джастин…
Он поднял ее на руки:
— Что?
— Давай ничего не будем рассказывать моему отцу. Терпеть не могу, когда он торжествует.
Джастин со смехом опустил ее на кровать.
Сегодня он собирался заняться с ней любовью с необыкновенной нежностью. Сейчас это особенно необходимо, подумал он, вспомнив боль и обиду в ее глазах. Она дорога для него, жизненно необходима ему, неотъемлемая часть его мыслей. Мягкая и теплая, она прижалась к нему всем телом. Он собирался любить ее нежно, но она сводила его с ума.
Ее руки уже сорвали с него халат и ласкали его тело. Она покрывала поцелуями его лицо, слегка покусывая его. Эти поцелуи дразнили его, ввергали в сладкие мучения. Выругавшись, Джастин стянул с нее платье и, услышав ее низкий, хриплый смех, едва окончательно не потерял голову. Возможно, он даже сделал ей больно, но уже просто не мог контролировать свои руки. Они горели от желания прикоснуться к ней, овладеть ею, но она лишь выгибалась под ним, необузданная, страстная, желанная, и вот его кровь закипела в жилах, застилая все вокруг сладкой пеленой. Он что-то невнятно бормотал на языке своих предков, с его губ слетали требования, обещания, признания в любви — все это он уже не мог разобрать.
Сирена слышала тихие слова, простые и одновременно возбуждающие, когда он шептал их, касаясь горячими губами ее кожи. В нем не осталось ничего от холеного, утонченного игрока, теперь перед ней был неистовый и непредсказуемый дикарь. И он безраздельно принадлежал ей, думала она, а его руки продолжали изо всех сил сжимать ее тело. Она наслаждалась его притягательным мужским запахом, без цивилизованной примеси туалетной воды, прижавшись к его плечу, от этого закружилась голова. Но его бешеное желание не позволило ей долго лежать спокойно — горячие и жадные губы приникли к ней в требовательном поцелуе, заставляли вступить с ним в любовную схватку.