– Я могу помочь тебе принять это, когда оно произойдет, и я рад, что ты заговорил об этом. Воспользуйся оставшимся временем, подумай о ваших чувствах. Цель нашего с тобой лечения: чтобы ты научился выражать свои эмоции, так давай попробуем – и ты обязательно почувствуешь себя лучше и счастливее.
– Если бы вы выписали мне лекарства, я бы вообще не испытывал никаких чувств. И тогда я был бы спокоен и счастлив.
– Но мы используем вербальную терапию…
– Доктор Пэрриш, судя по всему, мне придется купить то, что мне надо, у ребят из школы. Я знаю кое-кого, кто таскает «Валиум» у матери, а еще можно достать «Риталин» или «Аддерол», причем легко.
– Не стоит этого делать. Никогда не бери ничего подобного ни у кого – и другим не надо бы этого делать. – Эрик решил пока не развивать эту тему, она никак не помогла бы ему раскрыть мальчика. – Все-таки дай мне побольше информации. Где твоя мать? Ты сказал, она работает. Где?
– В страховой компании, в «Центер Сити», в строительном отделе.
Эрик сделал пометку.
– А когда она возвращается домой?
– Она не возвращается, по крайней мере не каждый день. Она остается в городе у своего приятеля. Иногда она звонит. – Макс бросил взгляд на часы, и Эрик знал, что он боится пропустить, когда будет пятнадцать минут девятого.
– Она понимает, что такое хоспис?
– Конечно, понимает.
– И все равно не приезжает домой?
– Не-а. – Губы Макса скривились от сдерживаемого отвращения.
– Когда она звонит, она спрашивает о своей матери?
– Нет, но я сам ей рассказываю.
– А о тебе она спрашивает?
– Нет, но я тоже ей рассказываю.
– Тогда зачем она звонит?
– А вы как думаете? – Макс вдруг разразился злобным смехом. – Она звонит из-за денег! Типа ей нужно два новых колеса, а денег нет – и она звонит, чтобы ей перечислили деньги на счет.
– Как ты это делаешь?
– Через интернет. Бабушка сказала мне свой пароль, я оплачиваю ее счета онлайн. Буля перечисляет деньги на счет матери каждую неделю. Ну, то есть я, получается, перечисляю – вместо Були. – Макс снова фыркнул. – Мать хочет, чтобы ей сделали автоматический платеж, но если я на это поведусь – я ее вообще больше никогда не увижу и не услышу.
Эрик чувствовал к нему огромную жалость.
– Наверное, тебе нелегко было смириться со всем этим.
– Да нет, нормально, я привык. Я же все время так жил. Обо мне заботилась только Буля. Вот ей я нужен.
Эрик услышал, как потеплел голос Макса – первый раз.
– Это здорово – быть кому-то нужным, правда?
Макс кивнул:
– Да, это здорово.
– Но тебе не кажется, что все это чересчур? Что ты не в состоянии все это вынести?
– Да нет. Правда – нет. – Макс пожал плечами.
– Объясни мне. Потому что я думаю, что большинство людей твоего возраста сочли бы, что это слишком тяжело.
– Ну, Буля же не виновата, что заболела, и вы ее видели – она классная. Думаю, она мне так нравится, на самом деле – так сильно нравится, что мне совсем не сложно за ней ухаживать. Наоборот, это мне даже по душе.
В горле у Эрика встал комок. Какая необыкновенная привязанность внука к его бабушке – столь сильная, что ее как будто можно потрогать руками.
– Думаю, это и называется любовью, Макс.
Глаза Макса вдруг наполнились слезами, но он тут же их смахнул.
– Вы пытаетесь заставить меня плакать?
– Конечно. – Эрик улыбнулся, потому что видел, что Максу это надо. – Это моя работа.
– Ха! – Макс снова смахнул слезы с глаз и бросил взгляд в сторону коробки с салфетками, но брать не стал.
Эрик сделал пометку: «салфетки не берет». Он давно заметил, что многие пациенты почему-то не позволяют себе взять салфетку – видимо, считают это неким проявлением слабости. И по опыту Эрик знал, что работать легче с теми, кто салфетку все-таки берет. Поэтому он забеспокоился о Максе еще больше.
– Я себя так глупо чувствую, даже неловко, – Макс тряхнул головой и тяжело вздохнул. – Знаете, если бы кто-то в школе узнал, что я сижу тут и плачу из-за бабушки, они бы решили, что я самый большой идиот на свете. Даже больший идиот, чем они сейчас обо мне думают.
– Эмоции, которые ты испытываешь, абсолютно естественные, они доказывают, что ты можешь иметь привязанность к другому человеку. И на самом деле это признак твоего душевного здоровья.
– Что? – Глаза Макса расширились от изумления. – Как это? Как вы можете говорить о душевном здоровье того, у кого ОКР?!
– Ты должен думать об этом как об отдельном заболевании – как ты воспринимаешь физическую болезнь. Ведь если у тебя диабет – у тебя только диабет, это не делает тебя в принципе больным человеком, во всем остальном ты можешь быть абсолютно здоров. Вот и воспринимай свою болезнь как диабет. Ты – здоровый человек, у которого диабет. И если мы сможем справиться с твоим диабетом – тебе станет только легче. – Эрик импровизировал – он никогда раньше не думал об этом с такой точки зрения. Каждый день он сам узнавал что-то новое, учился – в том числе у своих пациентов и во время сеансов. – Макс, нам надо пройти через это. Ты станешь здоровым и счастливым быстрее, если будешь думать о себе как о здоровом человеке. А теперь расскажи мне, как твои навязчивые мысли о Рене?
Макс взглянул на часы.
– Я думаю о ней все время, и мне надо постоянно тюкать себя и проделывать другие ритуалы.
– Ты видел ее вчера?
– Да… ну, да, – ответил Макс, поколебавшись.
– Почему ты колебался?
– Ну… я видел ее не только на занятиях.
Эрик понял, что Макс пытается уклониться от ответа.
– А где еще ты ее видел?
– Я… я видел ее в городе, ну, где она работает.
– А где она работает?
– В кафе, где продается замороженный йогурт, в том большом торговом центре.
– А как так получилось, что ты ее видел?
– Я… просто был в городе и увидел, как она едет на работу. И она снова разговаривала по телефону. – Лицо Макса напряглось, губы вытянулись в тонкую линию, а руки он сцепил в замок. – Я вам рассказывал, помните? Это опасно, а она даже не использует громкую связь или хэндз-фри. И пишет смски без конца еще.
Эрик сделал пометку.
– Так ты видел ее в машине или в кафе-мороженом?
– Ну… как бы… и там и там. Если вам так интересно…
Макс начал ломать пальцы, в голосе его появились тревожные нотки.
– То есть оно как было… Я дома играл в свой лэптоп, бабушка спала, а я знал, что Рене работает по субботам. И я решил поехать съесть немножко йогурта. Но я не заходил внутрь.