– Нарочно и немного специально! День удался, как я вижу!
– Да! Не спрашивай, спать пойду, завтра ранний подъем!
Дарья и в деревеньке взяла на себя функции экскурсовода и переводчика, и с большим удовольствием. Красотища этих мест была удивительной, неповторимой!
Власов все вдыхал воздух полной грудью, утверждая, что он пьянит, как вино. И принялся задавать множество серьезных вопросов про все: про разведение коз, и попросил показать производство сыров и колбас, и про выращивание винограда. Общительные радушные итальянцы водили их из дома в дом, демонстрируя свое хозяйство, подробно рассказывая, как и что производят, отвели на ближайший виноградник и тоже задавали миллион вопросов Власову.
Дарья даже устала переводить, ходить, поспевая за их передвижениями по полям и всему поселку, а Власов тут же это заметил и спросил у нее, где бы они могли посидеть, отдохнуть. Она не успела ничего ответить, как деревенские зашумели, зазывая их за столы, которые по традиции здешнего гостеприимства уже накрыли для гостей во дворе одного из домов женщины села.
Громко, шумно, весело и безумно вкусно – как обычно для Италии.
И тут вдруг женщины запели старинную балладу, и у Дашки сжалось печалью сердце. Она наблюдала за Власовым, который глядел вдаль на верхушки сосен, на горы, слушая потрясающее акапельное многоголосие, и выражение его лица стало отстраненно-возвышенным, как прогретая солнцем грусть напоминания о недоступном, а выражение глаз привычно нечитаемым, словно он смотрел в себя.
Они молчали всю обратную дорогу. А у Дашки внутри все звучало и звучало возвышенное многоголосие, как последний аккорд всему прекрасному, что прожили они за эти дни, как песнь расставанию.
Он уезжал, и она уведомила, что придет проводить.
Дашка чуть не опоздала, прособиравшись, вдруг решив как-то особенно одеться, перерешив в процессе, в раздражении попробовав воплотить замысел, поругивая себя за копушество, и почти бежала к его гостинице.
Что-то с бегу принялась лепетать дежурно-благодарное, ненужно-суетное и наконец «добежала», тормознула и, отпив кофе, принесенный официантом, замолчала, стараясь не смотреть на Власова.
Дашка чувствовала никчемность слов прощания, которые испортили бы пережитое вместе очарование и красоту этих дней.
– Ну вот, Даша, мне пора, – поднялся он с места.
Дарья спустилась вместе с Власовым со ступенек кафе, портье уже уложил в машину его багаж, получил чаевые и отошел. И тут Дашка вспомнила о подарке.
– Ах да! – Она достала книгу, завернутую в пакет, и протянула ему. – Это вам.
Он вытащил книжку с большой осторожностью, рассмотрел обложку и спросил:
– Стянули у девочки Лизы?
Дашка заглянула ему в глаза, и они одновременно прочувствовали, проживали этот момент, в который кончилась их Италия.
– Нет, – ответила она. – Это новая. Я доделала ее здесь.
Он наклонился и поцеловал ей руку, и у Дашки защемило сердце, потому что это был не тот почтительный и легкий поцелуй, которым Власов в эти дни целовал ей руки. Это был поцелуй восхищения, искренней благодарности за проведенные дни и грустного прощания, как навсегда.
У Дашки что-то плакало внутри, она чувствовала эту сладко-горькую щемящую печаль от невозможности вернуть ушедшие дни, прожить еще раз.
Мужчина поднял голову, посмотрел ей в глаза, разделяя ее грусть, легонько пожал руку и пошел к машине. Даше так сильно захотелось его поблагодарить, по-настоящему, так, чтобы он услышал и понял, и она окликнула:
– Власов!
Он обернулся, и Дарья поделилась благодарностью.
– Это было красиво! – с особым чувством сказала она.
Даша смотрела вслед уезжающей машине и тихо благословила его.
Он подарил ей Италию, их Италию, одну на двоих.
Он преподнес ей как дар воплощение прекрасной девчоночьей, всегда несбыточной мечты о красивости, о романтическом ухаживании! И окрасил тонким, изысканным и глубоким вкусом и ароматом позапрошлого века, уважительным «вы».
Он сотворил это чудо – их Италию в солнечно-голубых искрящихся тонах, пронизанных тонкими переживаниями великолепной красоты и силы.
Они прожили четыре дня итальянских каникул, отпустив прошлое, не бренча регалиями и достижениями сегодняшними и не думая о будущем, – полной мерой наслаждаясь каждым мгновением этих дней, совместными переживаниями, одним дыханием. И у них у обоих теперь есть и останется навсегда эта их Италия.
И эти четыре дня.
Дашка не могла уснуть ночью, она спустилась в сад, села на скамейку под розовым кустом, прикрыла глаза и позволила тихой, какой-то высокой печали протекать через себя, как теплый солнечный луч в раскрашенной всеми красками уходящей осени.
Дашка плакала, проживая в воспоминании эту Италию, хорошо, Катьки рядом не было, а то стала бы пугаться ее слез, суетиться, расспрашивать. А этой их с Власовым Италией Дарья не могла ни с кем делиться, кроме одного человека – участника, так не дававшегося Лизке определения: «непосредственного».
Пользуясь Катькиным отсутствием, Дашка потихоньку начала ходить, хотя эти переползания лишь условно можно было назвать ходьбой.
Держась левой рукой за койку, она пробовала передвигаться вокруг кровати, стараясь не сильно наступать на загипсованную ногу, не тревожить плечо и перетянутые ребра. Еще то «спортивное» занятие!
Больно, страшно, швы чешутся, под гипсом чешется вообще немилосердно, а ребра напоминают о себе при каждом движении!
«Красота, среди бегущих первых нет и отстающих!»
За данным занятием, в момент экстремального трюка – отцепиться от бортика кровати и проковылять к тумбочке – Дарья была застигнута Антоном Ивановичем.
– Молодец! – похвалил он и посекретничал: – Вообще, после таких травм и при ослабленном организме и таком сотрясении не рекомендуется, но от себя скажу тебе: чем больше будешь двигаться, тем скорее поправишься, только двигаться тоже надо грамотно. Давай-ка покажу!
Он показал, как правильно, поводил ее, поддерживая, по палате, помог лечь и осмотрел.
– Ну что, Дарья Васильевна! – вынес бодрый, оптимистичный вердикт врач. – Молодцом! Завтра гипс с плеча снимем, швы затянулись великолепно! Думаю, надо пригласить пластического хирурга, чтобы он пошлифовал, убрал шрамчики мелкие от порезов на лице. Ну, это на следующей неделе. И что?
– Что? – не поняла Дашка.
– Через недельку – дней десять на выписку, красавица! Гипс с ноги, может, и снимем, но будьте осторожны: такие сотрясения быстро не проходят. Ну, я тебе все подробненько распишу при выписке.
– В Италию можно лететь? – спросила Дашка с надеждой.
– Сбрендила? – по-простецки возмутился врач. – Какое лететь? Какая Италия? Дома в кроватке, и по квартире чапать с повышенной осторожностью!