И последнее: о презумпции невиновности. Хакамада обвиняет коммунистов в воровстве и говорит: пусть они докажут в суде, что это не так. Она не нова в такой дури. Еще Солженицын, намалевав картину советских ужасов, твердил то же самое. Писал он в своем «Архипе», что в одном лагере «около 100 человек заключенных за невыполнение нормы на лесозаготовках загнали на костер — и они сгорели!» (т. 2, с. 54.). В другом лагере по той же причине заморозили в лесу 150 заключенных (там же). В третьем просто от нечего делать расстреляли 950 человек (там же, с. 381). А еще, говорит, «осужденных не всех расстреливали, а некоторыми кормили зверей городских зверинцев» (там же, с. 492). И вот его юридическое резюме: «Я предложил бы им доказать нам, что это невозможно» (там же).
Тут нельзя не заметить, что он все-таки лишь предлагает, а Хакамада идет дальше, она, в сущности, требует: «Нужен (!) суд над коммунистами… это следует (!) доказать».
Так вот, мадам, во всем цивилизованном мире бремя доказывания (onus probandi) возлагается на истца, в данном случае на того самого Солженицына и на вас. Но вы этого не сделали, видимо по причине трусости и некоторой сообразительности: где взять факты? Вы на пару вывернули важнейшую категорию права наизнанку и объявили «презумпцию виновности»: для вас все люди априори верблюды, обязанные доказывать, что они не верблюды. И ведь кем была Хакамада, когда это молола? Вице-спикером Государственной думы!
Но обратимся к вещам более интересным, чем юридическое невежество. Вот, например, что этот национальный политик, знаток политического секса пишет о себе: «Я родилась случайно, благодаря Указу о запрещении абортов». В известном смысле все мы родились случайно. Это констатировал еще Пушкин:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Этим вопросом Хакамада не задается, она знает зачем. А у Пушкина дальше так:
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал?
«Враждебной…». Советская власть, которая своим Указом воззвала Хакамаду из ничтожества, как видим, была вовсе не враждебной к ней. За одно такое «воззвание» к жизни надо бесконечно благодарить ее.
Дальше: «Помню себя с детства… Мать своим ребенком меня не считала… Всегда говорила: ты — отродье какое-то японское… Отец молился на Сталина, благоговел перед Лениным, ненавидел Троцкого… Мы с ним иногда ругались по-дикому…».
«Сумеречная семья… Я абсолютно советский, то есть забитый ребенок… Сидела всегда на задней парте… Подростком я выглядела ужасно: тощее, некрасивое, забитое существо с жидкой косичкой… В четырнадцать лет думала о самоубийстве…».
Это, как и забитость, для советского ребенка уж никак не подходит, к тому же далеко не все сидели на последней парте. А сейчас Россия занимает первое место в мире не по мыслям о самоубийстве, а по самим самоубийствам среди подростков. И началось это с тех пор, когда мадам села в парламенте на первую парту.
«Да, жили бедно, выглядела я ужасно… За весь период детства не запомнился ни один день рождения»… Странно. На фотографиях в книге и сама Хакамаде в «период детства», и ее еврейская матушка в период зрелости, и японский батюшка в период старости — довольные, упитанные, хорошо одетые люди, смотрят на нас, улыбаются.
Но вот, говорит, задушили мы с помощью американцев Советскую власть — и все волшебно изменилось: «На моем дне рождения было 200 человек гостей… Обо мне говорят, что я выгляжу очень эффектно и за словом в карман не лезу… Гримеры на телевидении поражаются: вы что, совсем не пользуетесь косметикой?.. Мне это не нужно»… «Муж был большой эстет. Любил меня безумно»…
«С любой из женщин, работающих в политике или около, я могу стоять рядом»… Конечно, могла стоять рядом с работавшей около политики покойной Валерией Новодворской и сейчас может стоять рядом с Аллой Гербер. Но вот однажды встала рядом с Вероникой Крашенинниковой, работающей в политике. И что? 0:10! Дальше: «Мы, полукровки, все такие. Во мне еще и армянская кровь. От нее — буйство, сумасшедшая страсть, патологическая искренность…». Много армян я знал в жизни, но Акоп Салахян в «Дружбе народов» не был буйным, Татьяна Александровна Спендиарова вовсе не сумасшедшая, у моего друга Бориса Айрапетяна никакой патологии.
«Партсобрания я ненавидела». А зачем вступала в партию? И почему не вышла при первом же приступе ненависти, а лишь вместе с Чубайсом, Немцовым и прочими? Тем более что ведь «способна на самый дикий бунт…». Мало того: «Он сказал мне: ты как явление природы». Да ведь все люди явление природы.
Но вот разгадка, почему не бунтовала: «Я светский человек, не взрываюсь… Я человек душевно тонкий…». Об этом и говорить не надо. Все помнят, что, когда Чубайс возгласил девиз их партии СПС — «Больше наглости!», — душевно тонкая Хакамада и тут не взорвалась, не взбунтовалась.
«Политика — дело грязное…». Тогда зачем полезла в нее аж с головой? Нет, сударыня, грязная политика лишь та, которая делается грязными руками с грязной целью — та именно, которую проводили или проводят Горбачев и Ельцин, Гайдар и Чубайс, «Союз правых сил» и «Единая Россия».
«Я хочу влиять на события… Я очень часто кричу “во здравие”, когда все кругом возглашают “за упокой”… Я авантюристка… Я привыкла побеждать…». Господи, вот что вылупилось из забитого ребенка под солнцем советской конституции!
«Меня принимают всюду… Я смотрю на все сверху… Я на всем скаку влетела в парламент и смогла выделиться… Я белая ворона… Меня ни с кем не спутаешь… Я сама себя сделала…». Совершенно в духе бессмертного Ивана Александровича или даже сверх того!
«Агитировал за меня Немцов: “Ты нужна, ты будешь у нас министром социальной защиты”… Я, Хакамада, начала формировать свой бренд, свою виртуальную личность, свой стиль в политике… Вскоре они взяли меня в правительство… На Западе, где меня очень хорошо принимают, часто говорят: “Хакамада — политик XXI века”»… Ну, этому позавидовал бы не только Иван Александрович, но и Фома Опискин!
Но вдруг: «Я очень устала от своих мозгов, от своей крови, от всего, что я выделывала в жизни, от попыток прыгать выше головы…». Конечно, трудно прыгать выше головы, когда в черепной коробке полпуда уставших мозгов.
А какой героизм при всем этом! «Было в моей жизни несколько (!) встреч с бандитами. Я сидела одна в окружении мужиков, и они говорили, что они со мной сделают… Но откуда-то находятся слова, действует энергия отпора. И эти крутые мужики съеживаются. И тогда их можно добивать. Я поворачиваюсь и ухожу». После того как добила. И заметьте: так было несколько раз! Но что за бандиты? Сомалийские пираты? Где, когда крутые мужики скисли перед буйной авантюристкой?
Читатель, надо думать, заметил, что автор книги частенько противоречит сама себе, опровергает собственные заявления. Помните, например, 200 гостей на дне рождения (с. 72)? Позже это уже 300 человек (с. 150). Дайте срок, дойдет и до знаменитых 35 тысяч курьеров. Или вот Хакамада декларирует свое полное бескорыстие, нестяжательство, равнодушие к вещам: «Я очень спокойно отношусь к собственности… Вещи связывают… Потому и не было у меня никогда ничего». Прекрасно. Я утираю слезу умиления. И вдруг: «Хочу финскую мебель!.. Эта мебель меня околдовала, лишила способности рассуждать… А кресло свело меня с ума… Я не спала всю ночь и утром решила, что надо идти по зову сердца. А сердце звало меня в мебельный магазин… Я решила довериться зову сердца… И сердце меня не подвело…».