— Да.
Я хотел знать, чем мы отличаемся от зомби, на которых сейчас охотимся.
Ее лицо стало серьезным, даже мрачным. Но мне по-прежнему хотелось ее поцеловать, запустить руки ей в волосы.
— Мы страдаем. Нестерпимо. Каждые несколько десятилетий твоему телу необходима будет небольшая молния. Если ты не дашь ему эту порцию «божественного огня», то обманутая старость отыграется на тебе. Все прежние болячки обрушатся на тебя с удвоенной силой, а в придачу могут появиться еще и новые. Мы становимся похожими на портрет Дориана Грея. Это тоже происходит довольно быстро. По крайней мере, со мной. Но что еще хуже, на разум это влияет так же плачевно, как и на тело. Однако я знаю тех, у кого первые симптомы проявляются только через несколько месяцев. Ты мог попасть в число этих счастливчиков.
— Ну а ты? Сколько тебе остается с того момента, как в теле поселяется усталость?
Другими словами, сколько у меня будет времени на поиски собственного электрического стула? Наверное, она была права: я выбрал не самое подходящее время для подобных вопросов. И хотя стенки моего сознания снизу доверху укрывала обивка, внутри скопились отнюдь не спокойные, рассудительные мысли, которые так и норовили взорвать мозг изнутри. И все же я чувствовал, что просто обязан был спросить. Учитывая то, чем нам сейчас приходится заниматься, вполне возможно, что другой возможности поговорить у нас просто не будет. А я должен был знать, с чем придется столкнуться.
— Сколько остается? Всего несколько недель с момента появления первого симптома. И с каждым разом этот промежуток сокращается. По крайней мере, так было раньше. Я понятия не имею, как на это может повлиять вампиризм. Я надеюсь, что с его помощью смогу выгадать еще какое-то время. Не всегда удобно подвергать себя электрическому удару. — Она рассмеялась. — Ты удивишься, но в мире очень много мест, где не бывает гроз. Или бывают, но всего пару раз в году. Я могу притягивать огни Эльма во время грозы, но изменить погоду не в силах.
Она тоже подняла бинокль. Не думаю, что он был ей нужен.
— Я чуть не умерла во время Первой мировой войны. Я в то время находилась в Бельгии, вместо грозы там целыми неделями взрывались немецкие снаряды. Я была тяжело ранена. Тогда я даже думала, что умру, но, видимо, не заслужила такого блага.
— А мы можем умереть? Я имею в виду, от болезни или от старости?
— Я не знаю. И узнавать тоже как-то не хочется.
Ее лицо вдруг словно окаменело.
— Что? — встрепенулся я. — Ты что-то увидела?
— Скорее, почуяла. «Ад опустел, все демоны собрались тут», — процитировала она.
— Демоны? — переспросил я, не веря своим ушам. Сложно было понять, когда она шутит, а когда нет.
— По крайней мере, зомби. Неприятно, но факт, — сказала она раздраженно.
Она вытащила из-за пояса пистолет и проверила, заряжен ли он. Руки у нее не тряслись. Это хорошо. Прошло уже около двенадцати часов с момента превращения, а у нее не проявился ни один из мучавших меня симптомов. Она не потела кровью и не выказывала ни малейшего желания разорвать мне глотку или высосать мозг. У нее на языке не намечалось и следа жала — я проверил еще пару часов назад, когда мы остановились перекусить и справить естественные надобности. Я тоже чувствовал себя хорошо. Если у того, что произошло с нами, и были последствия, то они запаздывали.
Меня это вдруг стало беспокоить. Как говорится, если мне и везет, то только как утопленнику. Наверняка, это судьба тешила нас тщетной надеждой на то, что все обойдется. В следующее полнолуние у нас наверняка вылезут огромные клыки и мы выпьем кровь у всей Тихуаны. Или Такомы. Я точно не знал, куда мы направляемся. «Север» — понятие растяжимое.
— По крайней мере, мы знаем, что для перестрелки место подходящее. Я здесь не видел никого, кроме нас. Нам не придется переживать, что мы зацепим ни в чем не повинных людей, — сказал я, подражая Гэри Куперу, и полез на заднее сиденье своего внедорожника. К слову, этот актер всегда нравился мне больше, чем Джон Уэйн.
Я вытащил свой пистолет и коробку с боеприпасами, которую открыл одной рукой. Я пересыпал патроны в карман рубашки. Если хотите знать, у меня шестизарядное помповое ружье «Моссберг» двенадцатого калибра. У него модифицированная приставная рукоятка. Прежде он меня всегда устраивал. Но сейчас я подумал, что лучше бы он был девятизарядным.
Проходя мимо джипа, я заметил, что Коразона совсем не радует запах, который доносится до него сквозь треснутое стекло. Однако испуганным его нельзя было назвать, если, конечно, длительный процесс украшения сидений «кошачьим граффити» не считался у него признаком паники. Думаю, все же не считался, потому что он то и дело останавливался, чтобы полюбоваться плодами работы своих когтей.
Значит, кот Нинон тоже не боялся зомби. Из этого можно предположить, что ему уже приходилось с ними сталкиваться. Если бы Коразон мог говорить, то, готов поспорить, ему было бы что рассказать.
Кот взглянул наверх и встретился со мной взглядом. Он многозначительно повел ушами, и я готов поклясться, что в голове у меня раздалось: «А с чего ты взял, что я не умею разговаривать?»
Я едва не выпустил ружье из рук.
Поймите меня правильно, я и сам не совсем человек. У меня был замечательный терьер Бастер, мой самый близкий в детстве друг, мне всегда нравились овцы и кот-крысолов миссис Мак-Тэвиш по кличке Гордон. Я родился в Шотландии, стране ясновидящих и леприконсов, но мне никогда прежде не приходилось мысленно общаться с животными. В присутствии этого создания, которое оказалось еще и телепатом, я почувствовал себя некомфортно и даже ощутил нечто вроде ревности: это животное знало Нинон лучше, чем я.
Нинон подошла ближе. Она была без черных очков. И прежде чем я успел спросить о коте, который снова принялся точить когти, она сказала:
— Да в городе нет никого, кроме зомби. Вначале нам нужно разворошить этот муравейник, а уж потом двигаться дальше. Незачем оставлять у себя в тылу врага, который может незаметно подкрасться и ударить в спину.
Пройдя мимо меня, она открыла дверцу джипа и опустила стекло. Целое мгновение они с котом смотрели друг другу в глаза, ведя мысленную беседу. Когда она наконец отвела взгляд, я увидел, что он холоден, как водка из морозильника. А в ее голосе слышались спокойствие и уверенность. Нельзя не восхищаться женщиной, которая может выглядеть так хорошо, так утонченно женственно и в то же время говорить столь жестокие вещи. Такому человеку можно было доверить прикрывать тебе спину в бою.
Как бы странно это ни звучало, подобное давало мне надежду, что у нас может сложиться что-то продолжительное и, возможно, даже романтическое. Если зомби вызывали у нее только легкое беспокойство и она была хозяйкой кота-телепата, то приемный сын бога мертвых и вампирши в роли кавалера не должен ее смутить. А там уж дело за малым — решить, кому выносить мусор, а кому мыть посуду и как выдавливать из тюбика зубную пасту.