«Корона?» — подумал он. Он не помнил никакой короны, но, похоже, он многого теперь не мог вспомнить.

— Что за корона? — спросил Харальд и по лицу собеседника понял, что ему полагалось бы это знать, а не задавать подобные вопросы.

— Корона, которую вы, фин вы, северяне, захватили на куррахе.

Харальд кивнул. Куррах он помнил, помнил бой в штормовом море. Вефорд Быстрый погиб тогда, изрубленный ирландцами. Но никакой короны он там не заметил, однако решил пока что об этом не говорить.

Тем не менее чужак смотрел на него с той же неуверенностью. Он что-то сказал Бригит, и она ответила, а затем он развернулся и ушел.

Харальд смотрел на девушку. «Красивая… Как же она хороша!» — думал он, уверенный в том, что нашел бы ее прелестной, даже если бы не был так слаб и она не заботилась о нем.

— Бригит… — попытался он произнести ее имя.

Она улыбнулась в ответ и сказала:

— Харальд.

Выражение ее лица и тон ее голоса были такими, какие бывают у матери, склонившейся над постелью смертельно больного ребенка. Харальду стало не по себе.

Маэлсехнайлл пока не мог прикончить этих финн галл, что его весьма огорчало. Как и то, что он вынужден был терпеть их под собственной крышей, кормить и окружать охраной.

Захват заложников был вполне распространенным обычаем, и существовали определенные правила их содержания. Но раньше заложники всегда были христианами, а не языческими свиньями.

Маэлсехнайлл был недоволен.

И недовольство его только усилилось, когда он выслушал Фланна мак Конайнга.

— Он знает, где корона, и лжет, отрицая это, — сказал Маэл, но это прозвучало скорее как вопрос. — Все фин галл лгут. Они просто не умеют говорить правду.

— Я так не думаю, господин Маэл, — возразил Фланн. — Он молод и простодушен. Мне кажется, он и вправду ничего не знает о короне.

— Так ты считаешь, что корона вовсе не у этих свиней?

— Я не знаю.

— Твоя сестра сказала, что корона у них. И сама она все еще с ними.

— Да. Морриган, как правило, не ошибается в подобных вещах. Но теперь у меня появились сомнения, и, как ваш главный советник, я решил, что должен предупредить вас.

Маэл кивнул и провел пальцами по своей коротко подстриженной седой бороде. Идея с заложниками целиком и полностью принадлежала Фланну, точнее, Фланну и его сестре Морриган. Требовалось немало мужества, чтобы признать перед лицом короля, что эта идея могла оказаться неудачной. Но Фланн был храбрым человеком и редко ошибался, за что Маэлсехнайлл и держал его при себе.

— Этот Харальд еще совсем мальчишка. Его могли не посвящать во все детали. Сколько галл у нас в доме кроме него?

— Двое, господин.

— Приведи их сюда.

Десять минут спустя северян поставили на колени на каменный пол перед низким деревянным троном Маэлсехнайлла. Этих звали Олвир Желтобородый и Гигант Бьерн, как сообщил Маэлу Фланн. Имена выветрились у короля из головы сразу же после того, как он их услышал. Он не желал знать имена фин галл, как не интересовали бы его имена кабанов и оленей, на которых он любил охотиться.

Маэл повернулся к тому, кого называли Гигантом Бьерном. Этот казался не только самым крупным, но и самым глупым из двоих. Даже когда он стоял на коленях, его макушка находилась на уровне груди Маэлсехнайлла. Волосы дикаря были спутаны, борода напоминала дикий кустарник. Руки его были связаны за спиной.

— Что вы сделали с короной? — спросил король, и Фланн перевел.

— Знать ничего не знаю про корону, — ответил Гигант Бьерн. — Что за корона-то?

— Та, что вы захватили на куррахе, — сказал Маэл, и голос его стал тише — опасный знак для тех, кто хорошо его знал.

— Да на куррахе ничего и не было. Мечи, кольчуги — мы их забрали. А больше ничего.

Маэлсехнайлл ударил Гиганта Бьерна в живот, и огромный варвар сложился пополам, хватая воздух ртом. Маэл ждал. Гигант Бьерн что-то крикнул, плюясь от ярости. Фланн не стал переводить. Общее значение слов викинга Маэлсехнайлл понял и так. Он кивнул стражникам, те подняли фин галл и снова поставили на колени.

— На куррахе была корона, и вы ее забрали. Что вы с ней сделали?

Фланн перевел слова. Гигант Бьерн лишь обжигал его взглядом в ответ. Маэл не собирался больше тратить на него время. Гигант Бьерн определенно ничего не знал, и его допрос был скорее демонстрацией для Олвира Желтобородого.

— Что вы сделали с короной?

— Не было никакой короны.

— Ты христианин?

Этот вопрос явно застал Гиганта врасплох. Он не ответил, и Маэлсехнайлл попытался снова:

— Ты веришь в Иисуса Христа? Ты признаешь Его своим Богом?

Гигант Бьерн выглядел крайне растерянным:

— Иисуса Христа? Мои боги сильнее твоего. Я не стану пресмыкаться перед Иисусом, как вы! — Он сплюнул на пол, словно подчеркивая свои слова.

Маэлсехнайлл вытащил из ножен обоюдоострый кинжал. Он выполнил свой долг, насколько считал нужным он сам и отец Гилберт: предложил язычнику шанс на спасение. А затем он перерезал гиганту горло, вспоров шею от уха до уха. Гигант Бьерн рухнул на бок, извиваясь, стуча ногами и издавая булькающие звуки. Кровь заливала каменный пол, унося с собой его жизнь.

Маэлсехнайлл повернулся к Олвиру Желтобородому, который широко раскрытыми глазами наблюдал за тем, какая участь постигла его строптивого товарища. Настала его очередь, а если окажется, что Олвир Желтобородый тоже ничего не знает, придет черед того, кто назвался Харальдом. До сих пор его жизнь хранил лишь тот факт, что Харальд был внуком ярла, то есть заложником, достойным сделки.

— Где корона, которую вы захватили на куррахе? — спросил Маэлсехнайлл у Олвира Желтобородого.

Фланн перевел.

Глава двадцать вторая

…ибо как знать,

когда на пути

копье пригодится.

Старшая Эдда. Речи Высокого

Торгрим Ночной Волк был подхвачен речным потоком, холодным, глубоким и быстрым. Он греб изо всех сил, но тщетно: вода сжимала его в своей хватке, крутила и несла. Как бы он ни боролся, шансов спастись не было.

Он чувствовал, как тело бьется о камни на дне, но никак не мог вырваться из кошмара. Вода царила в его сне, а не он сам. Торгрим ощутил, как ярость заглушает его бессилие.

И внезапно он понял, что больше не беспомощен, что его положение не безнадежно. Он почувствовал, как по телу разливается огненная сила, и вдруг осознал, что уже не тонет в реке, а стоит на берегу — могучий, готовый ко всему.

Он выскользнул из-под мехового покрывала, мягко и бесшумно пробрался мимо спящих на палубе воинов. На носу сидел часовой, но он не слышал Торгрима и не обернулся.