— Ты не испытываешь ко мне ненависти за то, что я помогла похитить Харальда? — спросила она.
Торгрим ответил не сразу. Какое-то время он смотрел на море и только затем взглянул на нее.
— Если мы, северяне, во что-то и верим, то только в месть. Месть — неотъемлемая часть нашей жизни, как драккары и земледелие. Мы не прощаем наших врагов, как это делаете вы, последователи Христа. Мы мстим. Поэтому я понимаю, отчего ты поступила так, а не иначе, и не испытываю к тебе ненависти за это. Точно так же я не испытываю ненависти к волку за то, что он режет мой скот. Но это не помешает мне убить волка.
— Так ты убьешь меня за то, что я сделала? — Мысль о том, что придется умереть от его руки, казалась ей крайне неприятной.
— Нет, если только не буду вынужден. Я благодарен тебе за то, что ты позаботилась о безопасности Харальда. Даны перерезали бы ему горло.
Морриган улыбнулась, чувствуя, как сжимается желудок, и на этот раз не только от качки. Она заверила Торгрима, что Харальду ничто не угрожает. Однако Маэлсехнайлл мак Руанайд был жестоким и властным. Тот. кто правил Ирландией хоть неделю и желал при этом остаться в живых, не мог позволить себе иного. Откровенно говоря. Морриган не знала, будет ли Маэлсехнайлл придерживаться уговора и сохранит ли заложникам жизнь. Она закрыла глаза и помолилась о без опасности Харадьда. И вскоре заснула.
Морриган не знала, сколько времени прошло, когда она вновь открыла глаза. Она лежала на своей меховой постели, но все вокруг изменилось. Свет был другим, и она догадалась, что проспала большую часть дня. Другим был и ход корабля: качка почти прекратилась, драккар стал очень устойчив.
— Слава тебе, Иисусе, — произнесла она шепотом, вспомнив, что язычники не желают слышать имя истинного Бога на борту своего корабля.
Она села. Драккар находился теперь гораздо ближе к берету. Мыс, который упоминал Торгрим, оказался совсем рядом, по левому борту, а викинги, взявшись за весла, вели сейчас корабль к дальнему концу этого мыса.
Морриган снова легла, а когда проснулась опять, драккар уже наполовину вытащили на берег, закрепили канатами и приставили к борту планку. Вооруженные викинги рассыпались по пляжу. Тусклый диск солнца пробивался сквозь тяжелые тучи, стремясь на запад. Ветер с берег а доносил сильный запах травы и земли.
—Доброго утра, моя красотка!
Морриган обернулась. Орнольф сидел на морском сундучке у противоположного борта. В руке он держал кружку, из которой сделал долгий глоток, после чего вытер пышную бороду рукавом.
— Где Торгрим?
Орнольф кивнул в сторону берега.
— Ушел осмотреться. Убедиться, что за нами никто не наблюдает.
Морриган кивнула. То, что ей пришлось остаться здесь одной, без Торгрима, ее совсем не радовало. Но Орнольф, похоже, пребывал в благодушном настроении, что случалось с ним крайне редко. Он даже еще ни разу не предложил ей совокупиться, а ведь Морриган не спала уже целую минуту.
— Это тот пляж? Тот, где вы закопали корону?
Орнольф кивнул.
— Мы обошли мыс на веслах, идти пришлось против ветра. Торгрим настоял на том, чтоб драконью голову не снимали. — Он кивнул в сторону длинной резной фигуры на носу драккара. — Не все обрадовались. Большинство говорит, что мы этой штукой распугаем только добрых духов, а злым на нее плевать.
Морриган не желала слышать подобной чепухи.
— Вы ее уже выкопали? — нетерпеливо спросила она.
— Нет. Спешить некуда, мы тут в любом случае заночуем. Лучше убедиться, что ни один из ваших овцелюбов не готовится снова на нас напасть, и только потом устраиваться на ночлег.
Это уже имело смысл, поэтому Морриган не стала спорить, несмотря на растущее желание как можно скорее заполучить Корону Трех Королевств, ощутить вес древней могущественной реликвии в своих ладонях.
— Когда Торгрим вернется? — спросила она, но Орнольф лишь пожал плечами.
— Сложно сказать, это же Торгрим, — ответил он после очередного глотка. — Так или иначе, а тебе не захочется говорить с ним: солнце уже садится.
Морриган взглянула на пляж. Она уже замечала и раньше — Торгрим был куда внимательнее и мягче, чем галл в ее представлении, но всякий раз с наступлением темноты он менялся, и его настроение чернело одновременно с небом.
— Торгрим замечательный человек, — заметила она. — Почему же злость приходит к нему после заката?
— Ха! — Орнольф хохотнул. — Ты не знаешь?
— Нет.
— Торгрим у нас оборотень. Вот почему его называют Квелдульф, Ночной Волк. Знаешь, что такое оборотень?
— Нет.
— Ну конечно нет. Вы, последователи Христа, ничего не знаете. Иногда по ночам, как только наступает тьма, Торгрим меняется. Перестает быть собой. — Орнольф медлил с объяснениями. — Превращается в волка.
— Иисус, Мария и Иосиф! — вырвалось у Морриган, и она быстро перекрестилась.
— Ну да, чары тебе не помешают. Торгрим может быть очень опасен, когда перекинется.
Довольно долго она молчала. Нет, конечно, она не верила, что люди действительно могут превращаться в волков. По крайней мере она в этом сомневалась.
— Мне кажется, что это неправда, — сказала она наконец, стараясь говорить уверенно.
— Ну да, кажется! А откуда, по-твоему, он узнал, что ирландцы следят за нами? И как вообще понял, что корону лучше закопать? Это волшебство, которое позволяет ему видеть то, чего не видим ни ты, ни я.
Морриган задумалась об этом.
— А твои люди его не боятся? — спросила она.
— Они стараются держаться от него подальше, как только стемнеет. Но такие оборотни, как он, не бросаются на своих. Он, как я уже говорил, многое знает, всякое видит. Это нам очень на руку.
И снова она замолчала, пытаясь осмыслить сказанное. Затем спросила:
— Ты видел его? Видел своими глазами, как он превращается в волка?
— Ну… — начал было Орнольф, но его прервал топот шагов по сходням.
Тьма сгустилась, и они с трудом различали силуэт Торгрима, взбегавшего с пляжа на борт. Морриган снова перекрестилась, хотя и видела, что Торгрим не превратился в волка по-настоящему.
Он добрался до кормы и тяжело опустился рядом, растянув губы в оскале, как часто делал по ночам. К его обуви прилипла грязь, на штанах кое-где виднелись прорехи. Он взглянул на Орнольфа, затем на Морриган, прищурившись, словно хотел прочитать ее мысли. Морриган поняла, что слишком уж откровенно таращится на него, словно перед нею вдруг оказалось неведомое чудовище, и быстро перевела взгляд на палубу, а затем на пляж, почти растворившийся в сумерках.
— Ну? — спросил Орнольф.
— Ирландских солдат тут нет. Они, наверное, до сих пор копаются в той бухте. В миле к северу заметили каких-то пастухов с овцами. Больше никого.