Потом увела за собою
Создателя драп к перинам,
Вовеки не видывал воин
Ложа пышнее и глаже.
Сага о Гисли сыне Кислого [32]
Морриган казалось, что весь ее мир раскачивается, как «Красный Дракон» в бурном течении устья реки Бойн.
Ночь они провели на пляже, где откопали спрятанную корону. Они почти не спали, расставив вдоль берега часовых, готовых оповестить о первых же признаках приближения ирландской армии, идущей по их следам.
Морриган не выпускала Корону Трех Королевств из виду. Точнее, она не выпускала ее из рук. Ей было приятно ощущать тяжесть веса реликвии, ее шероховатую поверхность. Морриган уложила корону на колени, накрыла грубой тканью и долго гладила прохладный металл, отслеживая замысловатые узоры, трогая грани камней на зубцах и в обруче. Когда никто на нее не смотрел, она разворачивала корону и любовалась тусклым желтым венцом, полировала его рукавом, чтобы тот сиял. Ей никогда, ни в жизни, ни во сне, не приходилось держать в руках ничего подобного.
Она сидела на корме, положив корону на колени и крепко прижимая ее к себе, пока Торгрим Ночной Волк не вернулся со своей очереди в дозоре. Морриган присмотрелась к нему, хотя мало что могла различить в темноте. Но он определенно был человеком, всего лишь человеком. Пусть он и оборотень, сегодня он не собирался превращаться в зверя.
— До сих пор не спишь? — спросил Торгрим, останавливаясь возле нее. — Как ты?
Она покрепче вцепилась в корону.
— Со мной все в порядке.
Пусть Корона Трех Королевств и околдовала ее своим великолепием, рассказ Орнольфа о Торгриме заворожил ее не меньше. Старики, еще цеплявшиеся за старую веру, рассказывали о людях, умевших превращаться в волков, но Морриган раньше всегда отмахивалась от подобной бессмыслицы.
А теперь она не могла отрицать, что Торгриму, похоже, действительно известно то, что скрыто от остальных. И она никогда не встречала воинов, которые сражались бы столь яростно. В Ирландии, стране, исполненной волшебства, сложно было отмахиваться от очевидного. Морриган поняла, что это ее и пугает, и восхищает.
Торгрим отошел от нее к носу драккара. Она наблюдала, как он пробирается между воинами Орнольфа хотя с первого взгляда было видно, кто в действительности ими командует, — негромко с ними переговариваясь. Торгрим был хорошим вожаком — сильным, уверенным. При этом он заботился о своей команде. Морриган заметила это еще в Дуб-Линне, когда впервые пришла обработать их раны.
Она прислонилась к борту, прижимая корону к груди и невольно задумавшись о том, какое несметное богатство держит в руках. Золото и драгоценные камни, из которых ее создали, стоили столько, что на вырученные за них деньги Морриган с Фланном могли бы прожить несколько жизней, а ведь они были родственниками короля Тары.
«И подобную вещь спрятали, отдали во владение богатым аббатам богатого королевства!» — думала она.
Торгрим наконец вернулся на корму.
— Я беспокоюсь, — сказал он.
— Беспокоишься? — Морриган, почувствовав укол вины, отвлеклась от своих мыслей.
Викинг опустился на сундук рядом с ней.
— Я беспокоюсь о Харальде. От него исходит ощущение беды. Что-то не так.
Морриган очень хотелось спросить его о волчьих снах, но она не осмелилась, отчасти потому, что боялась услышать ответ.
— У тебя… бывают предчувствия?
— О да, — ответил Торгрим. — Иногда даже кажется, что у нас с Харальдом одно сознание на двоих. Я знаю, когда он в беде, и знаю, когда с ним все хорошо. Всегда так было.
Морриган обдумала его слова.
— А у Харальда бывают такие предчувствия?
— Иногда. Иногда бывают, он знает, что со мной и что я собираюсь делать. Но не так четко, как я.
— Король не причинит ему вреда, — сказала Морриган.
Она пыталась приободрить его, но ей не хватало уверенности в том, что она говорит правду. Маэлсехнайлл порой вел себя как жестокий, бессовестный ублюдок. По правде говоря, Морриган не знала, что он способен сотворить с пленными викингами, несмотря на то что они являлись заложниками.
Вполне возможно, что Маэлсехнайлл уже давно убил Харальда. Она не знала, что будет делать после приезда в Тару, и старалась пока об этом не думать.
Торгрим взглянул на нее так, что Морриган поняла: никакими словами его сейчас не успокоить. Ее неловкая попытка лишь усилила его тревогу. Морриган видела в нем уязвимость, которой не замечала раньше, страх за сына, который может пострадать. Ей подумалось, что это единственное, чего Торгрим Ночной Волк боится.
Фыркнув, он наконец ответил ей:
— Вскоре узнаем.
Какое-то время он вглядывался в ночь, а затем спросил:
— Ляжешь спать?
— Да.
Торгрим поднялся, а затем устроился на палубе, на груде мехов, которую сложил для себя. Морриган по привычке улеглась рядом. В окружении северян она чувствовала себя уязвимой и только возле Торгрима ощущала, что она в безопасности. Даже сейчас, не зная, кем или чем на самом деле является Торгрим, она понимала, что только рядом с ним способна расслабиться.
Торгрим натянул на них обоих тяжелую медвежью шкуру, накрывая их с головой. Под шкурой было тепло, мех защищал от мелкого дождя, который так и не прекратился. Морриган крепче прижала к себе корону. Голова отчего-то кружилась. Заснула она на удивление быстро.
Морриган проснулась среди ночи, вновь прижала корону к себе и прислушалась к ночным звукам. Где-то на берегу совы перекрикивались странными голосами, от которых ее бросило в дрожь. Драккар, вытащенный на берег, тихо скрежетал по гальке в такт набегающему прибою. Кто-то, лежащий рядом, издавал раскатистый храп, громкий звериный звук, на который, по ее мнению, были способны только эти варвары.
Торгрим спал, забросив на нее руку, и Морриган чувствовала, как поднимается в мерном дыхании его грудь. Почти машинально она просунула руку под скрывающую корону ткань, провела пальцами по гладкой золотой поверхности. Она придвинулась поближе к Торгриму, и тот тихо заворчал, но не проснулся.
Морриган развернула ткань и взглянула на желтый металл Короны Трех Королевств. Корона теперь принадлежала ей. Отчего-то этот факт все менял.
Она перекатилась так, чтобы ее лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Торгрима. Он хмурился, на лбу собрались морщинки, и она подумала, что во сне он, наверное, бежит с волчьей стаей. Торгрим издал тихое рычание.
Корона оказалась между ними, и Морриган осторожно поставила ее на палубу над головой, впервые выпустив из рук с тех пор, как отняла у Эгиля Ягненка.