Человек всегда ограничен в своих действиях и поступках, но словами можно высказать все при условии, что их облекут в надлежащую форму. Именно это и хотела Дольто донести до родителей, чтобы дети понимали, чего от них хотят. Но все это не имеет ничего общего с морализаторством, а «высказывания в отличие от поступков не могут быть ни хорошими, ни плохими, они могут быть справедливыми в том случае, если сказанные слова правильно подобраны» (33). Осознавая это, родители внесут некоторое успокоение в душу ребенка и уменьшат его чувство вины.
То же самое относится к грубым и непотребным словам. В том, что их произносят малыши, Дольто не только не усматривала ничего плохого, но и видела в этом «надежду на улучшение качества их дальнейшей жизни (…), а написанные детской рукой на стенах и заборах, они просто восхитительны!» (34) Подросткам и детям предподросткового возраста Дольто всегда задавала один и тот же вопрос: «Ощущаете ли вы потребность в их произнесении?» (35) В школах и лицеях этому, разумеется, не учат, и Дольто никогда не упускала возможности сделать тонкое и полное юмора замечание по поводу бранных слов, напоминая, что «все самые грубые физиологические отправления, как и произнесение грубых слов, требуют полного одиночества» (36). Дольто не считала, что арготизмы должны быть порицаемы, но полагала, что контроль над их произнесением должен быть постоянным и что нужно принимать во внимание как семейное, так и социальное окружение. Привлекая юмор и шутку, можно даже, по ее мнению, устраивать конкурсы арготизмов среди самых маленьких.
Когда воспитываешь ребенка, ежедневных поводов погрузить его в состояние фрустрации более чем достаточно. Как уже говорилось, не каждое желание ребенка должно выполняться, но каждое должно быть услышано и проанализировано. Невозможно его удовлетворить? Но это ни в коем случае не должно восприниматься ребенком как нечто предосудительное, и даже наоборот. Дольто видела в этом обучение реальности жизни и неистощимый источник фантазий, мечтаний, бесед и многократного увеличения творческого потенциала. Все компенсации в этом смысле хороши, поскольку помогают ребенку преодолеть и сублимировать фрустрацию, преобразуя ее в позитивный элемент.
Дольто настаивает на том, чтобы каждое желание было выражено в словах, что само по себе является прекрасной возможностью доставить радость ребенку. И в этой связи она напоминает ставшую классической сценку с ребенком, который стоит как приклеенный перед витриной магазина и настойчиво требует купить ему находящуюся там игрушку. Но даже если приобретение подарка, о котором он мечтал, не входит в планы родителей, то ведь мечты все равно остаются. И эта ситуация имеет большое воспитательное значение: она дает возможность объяснить, почему покупка игрушки невозможна, и ребенок, таким образом, начинает понимать, что существуют материальные трудности. Кроме того, когда первое разочарование преодолено, можно еще и еще раз поговорить с ним о столь желанном предмете. И Дольто предлагает родителям продолжать вместе с ребенком мечтать об объекте на витрине, неоднократно возвращаясь к нему в разговорах. И когда желание ребенка выражено в словах, когда он начинает его осознавать, когда это желание превращается в тему для разговоров и становится тайной, доступной только двоим, тогда желанный объект замещается чем-то большим, чем просто материальное обладание им (37).
И в этом Дольто полностью соответствовала своей эпохе: любое сверхпотребление в ущерб духовным и интеллектуальным ценностям, в ущерб эмоциональному обмену, красоте искреннего общения было для нее неприемлемо.
Она также предоставила родителям возможность максимально упростить все то, что могло показаться им непостижимым в силу научности изложения и теоретизирования. «Как это сделать? Это очень просто: не забывайте, что с вами разговаривает мать троих детей, которая воспитывала их в соответствии с новыми принципами», – писала она в 1947-м в статье, озаглавленной «Матерям, которые будут меня читать» (38).
Всю свою жизнь Дольто посвятит высокому служению детям, их воспитанию и образованию. Этому делу она отдаст все свои силы, все свое красноречие психоаналитика, завоевав широчайшую аудиторию. «Не вызывает сомнения тот факт, что слово может излечить у любого человеческого существа нарушения, вызванные отношениями между его интеллектом и плотью. Относительно воспитания можно сказать то же самое». И через тридцать лет она ни на йоту не отступит от своих убеждений и скажет: «Нет ничего катастрофичного (…), поскольку все реализуется через язык, словом можно выразить все» (39).
«Не бывает воспитания без проблем» (1). Дольто все время пыталась найти точные критерии определения как места родителей, так и места ребенка в семье. И то же самое относится к взаимному уважению и принятию статуса каждого субъекта. По ее мнению, место и роли каждого в семье взаимосвязаны, и некая расплывчатость им не только не свойственна, но и вредна.
Категорически отрицая эфемерные методы и ригидные модели воспитания прошлых веков, которые она испытала на себе, Дольто рассчитывала на добрую волю взрослых, чтобы смягчить и даже предупредить страдания, причиняемые детям. Она с открытым сердцем, и не только как теоретик, разговаривала с растерянными родителями. «Я не хочу сказать, что люблю детей больше, чем взрослых. Я люблю детей как человеческих существ и в той же степени люблю их сбитых с толку родителей» (2), – заявляла она. По ее мнению, ведущую роль в воспитании играет не любовь сама по себе и не приравнивание детей к ангелам, главное – это битва против страданий, причиненных детям. Она прекрасно понимала, что как и родители, так и все дети разные, и поэтому не ставила перед собой задачи разработать и предложить к реализации определенные методики воспитания. Не существует в природе ни образцовых родителей, ни образцовых детей, ни тем более образцовых семей с детьми.
Она категорически отказывалась от любого моделирования в воспитании и одновременно яростно критиковала средства массовой информации за их нападки на родителей, разоблачая внушаемое им чувство вины. Она выступала как против карикатурного искажения ее идей, так и против «помрачения рассудка» некоторых журналистов, неправильно трактовавших ее понимание роли родителей и требовавших от них «никому не нужного обязательства пожертвовать ради детей личной жизнью, но ведь всем известно, что любая жертва бесполезна» (3).
Средства массовой информации не оставляли ее в покое и удесятерили свои усилия после ее кончины. И все это продолжается на протяжении двадцати пяти лет после ее ухода. Но если Дольто так плохо понимали и так искаженно транслировали ее идеи, то не было ли это вызвано тем, что – как писал известный психолог Рене Монже в 1962-м – «люди могли совершенно искренне заблуждаться и пойти по неверному пути, поскольку кто-то однажды неверно интерпретировал в журнальной статье ее идеи или неправильно понял ее высказывания перед аудиторией» (4).
Сейчас наступает прозрение, которое поможет, видимо, реабилитировать родителей, хотя и ценой утраты веры в журналистов и в самопровозглашенных специалистов.