Досадливо хмурясь, он пробежал глазами протянутое официантом меню и раздраженно перебросил его Иллариону.
— Мне пятьдесят коньяка, — сказал он.
— Мне тоже, — невнятно промычал Илларион, прикуривая сигарету.
— Опять пьянствуешь за рулем? — спросил Мещеряков. — У меня-то хоть водитель, мне можно.
— Пьянствую я за столом, — резонно заметил Забродов, — а за рулем я рулю. Управляю, так сказать, транспортным средством.
— Что — так сказать? Так сказать, управляешь или это транспортное средство у тебя — „так сказать“?
— У меня все — „так сказать“. В том смысле, что как скажу, так и будет.
— Болтун.
— Вот я и говорю, хватит болтать, давай к делу. Что твоя гадалка нагадала?
— Гадалка? А, ты про компьютер… — Мещеряков закатил глаза и вдруг затянул гнусавым речитативом, на удивление точно подражая выговору старой цыганки: — А будут тебе, брильянтовый, пустые хлопоты, ночлег в казенном доме и дальняя дорога… вперед ногами.
Илларион искренне похлопал в ладоши.
— Браво, полковник. Ты растешь на глазах. Еще год-другой позанимаешься и смело можешь записываться в драмкружок дома престарелых на характерные роли. Ты только забыл попросить позолотить ручку. Без этого образ получился какой-то неубедительный.
— От тебя дождешься… Сломать ручку — это ты умеешь, а вот насчет чего другого…
— Так ты ж не пробовал! Вот станцуешь — глядишь, и раскошелюсь. Да и не я один — гляди, народу сколько!
— Ладно, ладно, повело кота за салом. Ты слушать будешь или нет?
— А чего ты придуриваешься? Тоже мне, полковник. Ладно, не надувайся, извини. Тяжело было?
— Не так тяжело, как муторно. Много механической работы. Механика — это раздел физики, изучающий взаимодействие физических тел, а механическая работа это когда мешки таскаешь или, к примеру, морды бьешь. Хотя, пардон, мордобой это уже творчество. Ты номер „мерседеса“ вспомнил?
— Нет, не вспомнил.
— Разведчик, — скривился Илларион.
— Нельзя вспомнить то, чего не видел, — оставив без внимания замечание Иллариона, сказал Мещеряков. — Я долго себя насиловал, пробовал применять разную твою психологическую ерунду: ну, там, облака в небе, воду, березки-елочки…
— И что?
— И ничего! — вызверился Мещеряков. — Выпить мне захотелось, вот что! На природе, у водички, да под шашлычок…
— Да, — сказал Забродов. — Это аутотренинг.
— Ага, — не стал спорить полковник, — он самый. И вот открываю я сейф…
— Погоди, у тебя компьютер в сейфе, что ли?
— Коньяк у меня там, а не компьютер. Не перебивай. Так вот, открываю я сейф…
— А там коньяк!
— Там коньяк, а здесь дурак. Кстати, а где наш коньяк?
— Разбавление коньячных изделий суть сложный технологический процесс. Не отвлекайся. Ты остановился на том, что хранишь в служебном сейфе неположенный коньяк и злоупотребляешь им в рабочее время.
— Так я же в меру… Короче, полез я за коньяком, и тут меня как ударило. Как наяву его увидел, с фарой его раскоканной. Не было на нем номеров, понял? Я тогда мимо прошел и оглянулся: может, хоть сзади есть? Нету.
— Та-а-ак, — протянул Илларион. — Отсутствие результата — тоже результат, но вот отсутствие номера… это, черт побери, полное отсутствие результата!
— Да? — переспросил Мещеряков.
— Да.
— Ну так вот нет. Здесь тебе не Чикаго, штат Иллинойс. Нашим гаишникам, сам знаешь, палец в рот не клади. Это они угнанную машину найти не могут, а все остальные у них на учете — и с номерами, и без номеров. Номера могут снять сами гаишники, их могут украсть… Да может быть, он эту машину вчера купил! Кроме того, не забывай, есть еще пистолет…
— Я-то помню, мне просто было интересно, не забыл ли ты.
— Не забыл. В общем, стал я проверять владельцев зарегистрированного личного оружия…
— Ворованный „мерседес“ без номеров и незарегистрированный пистолет, вдруг мечтательно произнес Илларион Забродов, закатывая глаза к потолку. — Лично я так бы и поступил. Машину потом бросил бы за углом, а пистолет зашвырнул в какую-нибудь канаву. Только так и не иначе.
— Может, конечно, и так. Только это рассуждения киллера, бандита, у которого ни кола, ни двора и который привык сам обеспечивать свою безопасность. Тебя же, судя по твоим словам, посетил какой-то туз, бугор на ровном месте. Что он стал бы говорить, попадись в ворованной машине вместе со своими мордоворотами?
— Я бы сказал, что эти негодяи взяли меня в заложники, и, пока менты клали бы их на асфальт, дал тягу. И вообще, я бы не попался.
— Ты опять за свое? И когда за ум возьмешься… Так вот, я составил два списка: список владельцев — шестисотых „мерседесов“ и список владельцев зарегистрированных в законном порядке пистолетов системы Кольта. „Кольт“, заметь, это не ТТ и не „вальтер“, его на Рижском рынке не купишь. А потом я эти два списочка сопоставил и получил всего-навсего четыре фамилии.
— О, — с уважением сказал Илларион.
— Вот тебе и „о“, — передразнил Мещеряков. — Ты думаешь, я зря тебе говорил про пустые хлопоты, ночевку в казенном доме и путешествие вперед ногами? Ты бы видел эти фамилии!
— Так покажи. Что ты меня путаешь, как барышню? Все равно я к тебе прижиматься не стану — ты совершенно не в моем вкусе.
— Не зарекайся, дружок. Вполне возможно, что станешь. Фамилии я тебе называть не буду. У меня, ты знаешь, и вправду хороший компьютер. Я тут распечатал их фотографии…
— И до сих пор молчишь! Инквизитор.
— Вот посмотри, — сказал Мещеряков, раскладывая на скатерти четыре нечетких отпечатка, — может быть, узнаешь знакомое лицо.
Иллариону не потребовалось и трех секунд, чтобы опознать на одной из фотографий своего вчерашнего гостя.
— Вот он, — сказал Забродов, ногтем подталкивая снимок в сторону Мещерякова.
— Черт бы тебя побрал, Забродов, — с тихой тоской промолвил тот. — Так я и знал. Надо же так вляпаться!
Он сгреб фотографии в кучу и запихал в карман пиджака, не заботясь о том, что они могут помяться. Тут же, словно дождавшись условного сигнала, как из-под земли вырос официант и брякнул на стол две рюмки с коньяком. На лице его, предупреждая возможные упреки, застыло недовольное выражение.
Когда официант ушел, Илларион Забродов прикурил еще одну сигарету, пригубил коньяк и внимательно посмотрел на Мещерякова сквозь табачный дым.
— Ну, — сказал он.
— Хрен гну, — откликнулся полковник. — Ты знаешь, кто это? Ты хоть представляешь, во что ты влип?