Ларкин без предупреждения запустил руку под ее рубашку. Он вздрогнул от удивления, обнаружив, что Уинни не надела бюстгальтер.
– Какая же ты нежная, – простонал он.
У нее задрожали колени, она потеряла дар речи.
Подняв ее рубашку, Ларкин принялся расстегивать ее джинсы. Она вздрогнула, когда разгоряченной кожи коснулся прохладный ночной воздух. Уинни застонала.
Ларкин жадно поцеловал ее в шею:
– Я хочу тебя, Уинни. Пожалуйста. Ты убьешь меня, если сейчас откажешь. – Он запустил руку в ее джинсы и коснулся пальцами ее между ног.
– Да, – выдохнула Уинни. – Я хочу тебя. Сейчас.
Ларкин не сразу понял, что ответила Уинни.
– Что ты сказала? – Он был озадачен, раздираемый невыносимым желанием.
Уинни повернулась к нему, прижавшись пышной грудью к его груди и отклонив голову назад. Ее белые зубы сверкнули, когда она улыбнулась.
– Я сказала, что хочу тебя, Ларкин. Никто не пробуждал во мне такого желания. Рассудок говорит мне, что я совершаю ошибку, но мне наплевать. Покажи мне, какой бывает настоящая страсть.
Они не помнили, как вернулись в дом и поднялись в спальню Уинни.
Ларкин с трудом сглотнул:
– Тебе что-нибудь нужно?
Раскрасневшаяся Уинни смотрела на него широко раскрытыми глазами:
– Я хотела бы освежиться. Я купила новое… Ну на всякий случай. – Она смущенно умолкла.
Ларкин заскрипел зубами, но заставил себя улыбнуться.
– Тебе хватит пятнадцати минут? Я вернусь к себе и приму душ.
– Замечательно. Не стучи, когда вернешься… Просто входи. Ну ты понимаешь… – Ее щеки стали пунцовыми.
Ларкин отступил к двери, боясь, что, если потеряет с Уинни визуальный контакт, она растает как дым.
– Я скоро вернусь.
Кивнув, она наклонилась к чемодану:
– Я жду.
Ларкин принял душ за три минуты, почистил зубы и надел темно-синий шелковый халат, который подарил ему дядя на Рождество. Он оставил подарок в Волфф-Маунтин, поэтому ни разу его не надевал.
Что-то подсказывало ему, что, если он вернется в спальню без халата, решимость Уинни-любовницы улетучится.
Уинни оказалась верна своему слову. Она ждала Ларкина. В спальне царил полумрак. Горела только лампа на низком столике возле окна. Уинни задернула драпировку массивной кровати с трех сторон.
Она сидела в центре кровати, скрестив ноги и сложив руки на коленях. На ней было красивое и дорогое нижнее белье цвета аквамарина. Ее белая кожа светилась в мягком свете, но глаза были испуганными.
Ларкин откашлялся:
– Ты красавица, Уинни. Ты сводишь меня с ума.
Она покусывала нижнюю губу.
– Ты тоже. – Сглотнув, она опустила глаза. – Ларкин…
Быстро раздевшись, он уже приготовился забраться на кровать, но Уинни подняла руку:
– Подожди!
– Что случилось?
– Я боюсь, Ларкин. Мне страшно, что я не сумею подарить тебе удовольствие.
От облегчения у него закружилась голова.
– Об этом я позабочусь сам, моя сладкая. – Ларкин стремительно залез на кровать и улегся на бок, подперев голову рукой. Он осторожно провел пальцем по краю ее трусиков.
Уинни вздрогнула и закрыла глаза.
Он тихо рассмеялся:
– Не прячься от меня, дорогая. Я хочу, чтобы наши тела соприкасались.
Она открыла глаза и настороженно на него посмотрела:
– Ты выключишь свет?
– О нет, моя маленькая скромница. Ни за что на свете. – Он улыбнулся. – Распусти волосы, Уинни.
– Не хочу. Они торчат в разные стороны.
– Пожалуйста. Ради меня.
Уинни с неохотой начала вынимать шпильки из волос. Ее бесхитростный жест показался Ларкину очень чувственным.
– Теперь доволен?
– Иди сюда, – пробормотал он.
Уложив Уинни на спину, он стал неторопливо поглаживать ее тело. Ее сердце бешено колотилось, она извивалась и с трудом дышала.
Когда Ларкин коснулся ее между ног, она напряглась и зажмурилась.
– Расслабься, Уинни, – сказал он. – Я не причиню тебе вреда. – Лаская ее, он спросил: – Сколько у тебя было мужчин?
Она подняла длинные ресницы и вдруг рассердилась:
– Один. Ты доволен?
– Как давно?
Она перевернулась на живот и закрыла лицо руками:
– Девять или десять лет назад.
Ларкин с трудом сдержал проклятия. Ее неопытность – настоящее сокровище. Но нельзя ее торопить. Он заправил прядь волос ей за ухо, открывая розовую щеку:
– Спасибо, что призналась мне. Я не хочу, чтобы тебе было неудобно.
Уинни легла на спину, ее грудь резко вздымалась. На ее глаза навернулись слезы.
– Прости, я так неопытна.
– Боже мой, Уинни. – Он посмотрел на нее в ужасе. – Почему ты считаешь, что это так важно?
– Я не хочу, чтобы ты во мне разочаровался.
– Ты прекрасна. – Ларкин передвинулся, нависая над ней, и опустил голову, чтобы поцеловать ее в губы. Он обрадовался, почувствовав, как она обняла его за шею.
Уинни застенчиво отвечала на его поцелуи. Опустившись на нее, он раздвинул ее ноги. Уинни сжала рукой простыню, но не протестовала. Он принялся медленно ласкать ее между ног. Содрогнувшись всем телом, Уинни сдавленно зарыдала от удовольствия.
Спустя время он прижал ее к себе, она уткнулась лицом в его грудь. Он чувствовал ее сердцебиение, вдыхал теплый аромат ее влажной кожи. Тело Уинни стало вялым и отяжелевшим.
– Как ты себя чувствуешь?
Она посмотрела на него одновременно застенчиво и озорно:
– Мне невероятно хорошо. Ты настоящий знаток слабых мест у женщины.
– Все ради тебя, дорогая.
Она резко села, отводя растрепанные волосы от лица:
– Я хочу доставить тебе удовольствие, но боюсь показаться неуклюжей или глупой.
Ларкин нахмурился, снова видя ее неуверенность.
– Делай что хочешь. Мне понравится. – Он заложил руки за голову, передавая Уинни инициативу.
Она с тревогой вгляделась в его лицо:
– Я хочу тебя ласкать. Но мне стыдно. Давай выключим свет.
– Мне нужно тебя видеть, Уинни.
– Пожалуйста.
– Ладно. Когда встанешь, чтобы выключить лампу, разденься.