В Литовской республике, как следует из статистики аналитических агентств в сфере недвижимости, кризис начался за много месяцев до банкротства Lehman brothers и коллапса американской системы кредитования: падение продаж на рынках первичного и вторичного жилья (как следствие, падение цен) в Литве началось с последнего квартала 2007 года [20] .
Так что прибалтийский кризис начался ещё до мирового и был вызван внутренними причинами. Однако наложение мирового кризиса на местные стало катализатором куда большей катастрофы, чем та, к которой мог бы привести один лишь лопнувший «кредитный пузырь». Прибалтика к началу 2009 года превратилась в регион социально-экономического бедствия.
В Риге 13 января 2009 года от 10 до 20 тысяч человек собрались у Домского собора, требуя отставки правительства. Вечером того же дня в старом городе начались массовые беспорядки — одни из самых крупных в истории Латвии. Протестующие пытались штурмом захватить здание Сейма, доставали из брусчатой мостовой булыжники и закидывали ими парламент, переворачивали машины, громили банки, кафе, магазины. Полиция пустила в ход слезоточивый газ, дубинки и резиновые пули. Произошла потасовка погромщиков с бойцами спецподразделения «Альфа», было задержано 137 человек. Спустя неделю, 20 января, премьер-министр Латвии Ивар Годманис ушел в отставку, правительство было распущено.
В Литве 16 января 2009 года около 7 тысяч человек в Вильнюсе и около 3 тысяч человек в Шяуляе устроили погромы, вызванные катастрофическим положением в стране: протестующая против объявленного правительством Андрюса Кубилюса режима жесткой экономии толпа двинулась по проспекту Гедиминаса и принялась забрасывать камнями, яйцами и бутылками здание Сейма, скандируя «Долой Сейм» и «Позор». Полиция для рассеивания толпы применила газовые гранаты со слезоточивым газом и дубинки. Рейтинг правительства, премьера Кубилюса и правящей партии «Союз Отечества — христианские демократы Литвы» упал до критически низких отметок, хотя к власти литовские консерваторы пришли только осенью 2008 года.
В тихой, сонной Прибалтике таких потрясений не было с 1991 года — после того, как Литва, Латвия и Эстония добились независимости, мало кто вообще предполагал, что там возможны протесты таких масштабов и такой кризис доверия к политической власти (ведь, по сути, в Латвии и в Литве в начале 2009 года сложилась революционная ситуация). Однако никто не предполагал и такого кризиса: за полтора десятилетия непрерывного экономического роста в «балтийских тиграх» у населения возникла уверенность, что «жирные годы» будут всегда.
Тем сильнее было потрясение от того, что их страны вошли в число лидеров по темпам экономического падения. По итогам 2009 года ВВП Латвийской республики упал больше всех валовых внутренних продуктов в мире — на 18 %. На втором месте по темпам падения ВВП оказалась Литва — 17 %. Эстонский ВВП в 2009 году снизился на 15 % [21] .
И это статистика только за один год.
Суммарные потери за 2008–2012 гг. составили в Латвии 77 % от годовых объемов производства в докризисный период, потери Литвы — 44 %, Эстонии — 43 %. Страны Балтии вошли в новейшую экономическую историю: такого обвала по итогам кризиса не было ни у кого.
Безработица в Латвии по итогам 2009 года, согласно Eurostat, составила 23 % населения. В Литве, по данным национального департамента статистики, пик безработицы пришелся на 2010 год — 18 %, в Эстонии, согласно местной «Кассе по страхованию от безработицы», безработными были 14 % жителей страны. Очевидна корреляция между этими цифрами и статистикой эмиграции населения из Прибалтики в тот же период.
Ближайший аналог их темпов падения — «Великая депрессия» в Соединенных Штатах в 1929–1932 годах: с ней посткризисное состояние прибалтийских государств сравнивали ведущие мировые экономисты, включая нобелевского лауреата по экономике Пола Кругмана. «Широко разрекламированная история „экономического успеха“ Латвии на самом деле идентична тяжелой ситуации в США во время „Великой депрессии“», — делает Кругман вывод о посткризисной ситуации в Латвии летом 2013 года в своем блоге в «The New York Times» [22] .
Великая депрессия — это характеристика не только экономической ситуации, но и тяжелого морально-психологического состояния американского общества 30-х годов. И снова аналогии с Прибалтикой после буквального банкротства мифологии «балтийских тигров» применимы в полной мере. Только самые зашоренные и невежественные люди могут теперь считать страны Балтии примером для подражания. Литва, Латвия и Эстония пришли в упадок, оттуда десятками тысяч в год стали уезжать люди. Этот процесс не остановился до сих пор.
После прощания с легендой о «балтийских тиграх» страны Балтии подарили международному экономическому сообществу новый миф — об «истории успеха». С легкой руки членов команды премьер-министра Латвии Валдиса Домбровскиса так стали называть опыт выхода Латвийской республики из кризиса, а вслед за ней и опыт Литвы с Эстонией. В 2012 году модель выхода стран Балтии из кризиса стала предметом профессионального спора экономистов-международников всего мира: эксперты спорили не менее ожесточенно, чем политики и население самих балтийских республик.
При этом выражение «история успеха» использовали как сторонники той точки зрения, что антикризисная политика прибалтийских правительств (Латвии в первую очередь, потому что там был и самый глубокий кризис, и самое жесткое «затягивание поясов» правительством, и самые выразительные результаты такой политики) была успешна и может считаться примером для подражания (они про историю успеха говорили без кавычек), так и противники (они, соответственно, говорили в кавычках и с сарказмом).
Имеет смысл подробнее рассмотреть опыт преодоления кризиса в Латвии: он является наиболее выразительным примером прибалтийской антикризисной политики и вызывает наиболее ожесточенные споры между сторонниками и противниками предпринятых правительством Валдиса Домбровскиса жестких мер. В Эстонии и Литве происходило всё то же самое, только не так ярко и выпукло для внешнего наблюдателя.
Платой за предоставление Латвии финансовой помощи от МВФ, ЕБРР, Всемирного банка, Еврокомиссии и более материально успешных стран — соседей по европейскому дому — стала политика радикального сокращения расходов государства в наиболее важных сферах жизни.
За пять лет борьбы с кризисом в стране закрылась каждая вторая больница, финансирование медучреждений было урезано на 57 %, и без того низкие зарплаты врачей сократили на 20 %, значительная часть медицинского персонала попала под сокращение. Результат: кратный рост очередей на получение медицинской помощи и дефицит наиболее важных бесплатных лекарств в больницах при полной неспособности большинства населения (в первую очередь основных пациентов — пенсионеров) приобрести их за свой счет — в конце концов, рост смертности при паническом, хотя и небезосновательном страхе молодых семей заводить в этой стране детей.