23 мая суд инквизиции подвел итоги «проступкам, преступлениям и ошибкам» Жанны и призвал ее «исправиться и измениться». 24 мая она в панике принесла публичное покаяние, подписав документ с признанием в «поклонении злым духам и призвании их», «нарушении положений божественного закона, Священного Писания и канонического права… <и преступлении> против установленного порядка вещей» тем, что носила мужские одежды. В качестве доказательства она сняла с себя эти одеяния, надела женское платье и попросила «сбрить и удалить» волосы, чтобы стереть память о ее мальчишеской стрижке [593] .
Удовлетворенный суд заменил ей смертный приговор на пожизненное заключение. Видимо, Жанна размышляла и молилась у себя в келье, просила Господа и своих духовных наставников об указаниях. Святая Маргарита и святая Екатерина выполнили ее просьбу, упрекнув Жанну в публичном покаянии ради спасения жизни. 28 мая тюремщики обнаружили, что их знаменитая заключенная снова одета в мужской костюм. Пересмотр дела, состоявшийся 29 мая, установил ее вину. 30 мая ее освободили и передали светским властям, давшим ей шапку с вышитыми на ней ее грехами: ересь, повторное преступление, вероотступничество и идолопоклонство. После этого во дворе церкви Святого Оуэна девственную воительницу сожгли на костре.
Девственности Жанны, неоднократно подвергавшейся проверкам, включая два обследования во время инквизиционного процесса, оказалось недостаточно, чтобы спасти ее от смертного греха переодевания в мужскую одежду. Однако до захвата в плен ее неоднократно заверявшаяся девственность наряду с ее случайно затронутой одеждой возводили эту выдающуюся военную героиню на недосягаемую высоту, что обеспечивало ей власть, покорность, честь и доверие. Потом, когда вражеские войска дрогнули и не смогли устоять перед ее превосходящей силой и стратегией, легендарная девственность Жанны оказывалась настолько могущественной, что лишала сексуального влечения к ней любого видевшего ее мужчины. Окутанная защитным целомудрием и мантией военного предводителя, Жанна бросила вызов естественному порядку вещей – браку и ведению домашнего хозяйства, обменяв швейные иглы и кастрюли со сковородками на меч и кинжал, нагрудный щит и копье.
Но точно так же, как победа подтвердила обоснованность такого обмена, поражение свело его на нет. В плену Жанна оказалась настолько же беззащитной, насколько когда-то была неуязвимой. Внезапно она стала своего рода заложницей в руках врага, которого некогда ставила в тупик и унижала. Когда она повторяла святые голоса, побуждавшие ее совершить благородную миссию спасения Франции, ее противники ухмылялись. Когда она заявляла о том, что хранит девственность, они глумились над ней. Солдаты-стражники пытались быть с ней ласковыми, и дважды власти приказывали проводить мучительные осмотры половых органов, чтобы вновь подтвердить ее и так уже достаточно часто проверявшуюся непорочность.
Жанна, день и ночь скованная кандалами в суровой темнице, хранила непоколебимую твердость. Когда девушка узнала, что ее репутация опорочена слухами о том, что она была армейской шлюхой, Жанна настояла на том, чтобы ее подвергли еще одному изнурительному гинекологическому обследованию. Ее святые дали ей четкие указания: девственность (пока Господь не примет иного решения) составляла необходимое дополнение к ее солдатской профессии. Жанна подчинялась охотно и с радостью, не зная колебаний, никогда не испытав сексуального искушения, ни разу не поддавшись назойливым домогательствам тюремщиков, которые могли смягчить жестокие условия ее тюремного заточения. Как многие женщины до (и после) нее, Орлеанская дева избрала целомудрие в качестве пути, позволившего ей избежать традиционной женской доли, и как необходимое дополнение к ее необычной жизни, полной приключений, опасностей, испытаний и трудностей, восторга и славы – тех обстоятельств, которые ей внушала глубокая религиозная вера.
В начале XIX в. воины племени кроу захватили десятилетнюю девочку из племени гровантров («большебрюхих»), одного из племен индейцев Великих равнин (прерий), и, как у них было принято, передали ее в семью кроу как приемную дочь. Девочка с мальчишескими замашками, позже прозванная Женщина-вождь, считала такие типично женские занятия, как дубление, шитье, квиллинг [595] и вышивание бисером, неприятными до противного. Гораздо больше она любила скакать на лошадях, стрелять из лука и охотиться. Снисходительный приемный отец так гордился ее навыками, что доверял ей охрану лошадей семьи, обычно составлявшую зону ответственности сына. Это не считалось странным, поскольку у индейцев Великих равнин была традиция, позволявшая женщинам, клявшимся в том, что у них никогда не было менструации, пересекать границу полов и действовать как молодым людям, хотя мы не знаем, говорила ли Женщина-вождь об отсутствии у нее месячных. Приходя в возраст, Женщина-вождь становилась выше и сильнее, чем большинство других женщин. Ее научили стрелять из ружья, и она стала отличным стрелком. Вскоре она сравнялась или даже обошла в этом искусстве лучших индейских воинов и превратилась в заядлого охотника. От птиц своего детства она дошла до оленей и канадских снежных баранов, которых разделывала и на спине приносила в лагерь. Она также участвовала в охоте на бизонов и нередко приносила домой мясо и шкуры четырех-пяти огромных животных.
Хотя Женщина-вождь была достаточно привлекательна, молодые люди не испытывали к ней романтического интереса, и она, очевидно, отвечала им безразличием. Когда скончался ее приемный отец, казалось вполне естественным, что она стала играть его роль и в доме, и в семье как охотник, чья добыча кормила ее приемных братьев и сестер, а также их мать.
Однако самым поразительным достижением Женщины-вождя было то, что она стала доблестным воином. После кровавого набега племени черноногих на кроу, стоявших лагерем у торговой фактории, она добровольно вызвалась пойти посланником на переговоры с врагом, язык которого (блэкфут) понимала. Уверенные в том, что женщину будет легко взять в плен, черноногие стали в нее стрелять, когда она подходила к месту назначенной встречи. «Стойте!» – прокричала им несколько раз Женщина-вождь. Но они продолжали стрелять, и тогда она взяла ружье, прицелилась, одного застрелила, а еще двоих убила стрелами, пущенными из лука. Двоим удалось убежать, они добрались до своего лагеря и попросили поддержки. Отряд разъяренных черноногих преследовал Женщину-вождя до самых ворот фактории. За ними под одобрительные крики белых и краснокожих наблюдателей ей удалось скрыться от преследователей.
Это рискованное предприятие принесло Женщине-вождю прозвище «храбреца» – индейского воина, хотя общество, в котором она жила, позволяло женщинам принимать участие в военных действиях лишь в качестве поварих или прислуги. Год спустя Женщина-вождь набрала отряд воинов и повела их в первую схватку с черноногими. В ней ее люди украли семьдесят две лошади и сняли скальпы с двух черноногих. Женщина-вождь собственноручно расправилась с одним из них, сняла с него скальп и разоружила другого. Репутация ее росла, за первой победой последовали многие другие. Из этих стычек она всегда выходила невредимой, в частности, поэтому кроу почитали ее так, как ни одну другую женщину. Они слагали песни о ее храбрости и допускали ее к деятельности племенного совета, принимавшего важнейшие решения. В ходе работы совета она находилась рядом с вождями, занимая по степени значимости третье место среди ста шестидесяти глав семей.