Одну из таких «проблем» составляют венерические заболевания. Клиническая практика Мандевиля свидетельствовала о том, что совращенные девушки вступали в связи с таким энтузиазмом, что вскоре заражались венерическими болезнями, и общения с ними следовало избегать хотя бы по этой причине. Однако в «Благопристойной защите публичных домов…» говорилось о том, что девушка должна регулярно проходить медицинское обследование, а если она сама говорила, что у нее появились какие-то подозрительные симптомы, ее должны были лечить бесплатно. (Однако после двух таких случаев она оказывалась в положении безработной бывшей проститутки.)
Отражая мрачный, проницательный взгляд на двойной стандарт, так хорошо знакомый этому доктору медицины – венерические болезни, аборты, убийства младенцев, бесчестие молодых женщин, – «Благопристойная защита публичных домов…» представляет собой замечательный документ. Еще больше поражает искренность Мандевиля, с которой он в качестве решения проблемы предлагает систему тщательно регулируемой проституции. Двойной стандарт продолжал бы оставаться в полной силе, «отмывая» и допуская легализированную проституцию. Арифметика Мандевиля проста – несколько профессиональных потаскух сохранят невинность тысячам девственниц. В качестве оценки бесчеловечного характера двойного стандарта «Благопристойная защита…» стала классикой. Как выражение современных ценностей, ее основная идея «“индивидуальные пороки, общественные добродетели” <была>… золотым правилом, которому многие следовали в жизни» [728] .
Мандевиль, несомненно, согласился бы с тем, что влияние двойного стандарта, против которого он выступал, сказывается и по сей день. Может быть, он бы даже одобрительно кивнул, услышав утверждение писательницы и феминистки Наоми Вульф о том, что:
всем женщинам становится не по себе, когда они размышляют о хорошо им понятных отношениях жен, монахинь и девственниц, с одной стороны, и проституток и куртизанок – с другой… фактически каждая женщина, не принадлежащая к аристократической среде, должна была придерживаться идеологии респектабельности и целомудрия, которая отличала ее от проститутки [729] .
Несмотря на рекомендации Мандевиля, проституция развивалась и процветала без всякого государственного вмешательства. Огромное число мужчин Викторианской эпохи принимали и чтили принцип добрачного целибата, но многие испорченные и распутные парни не видели никакой нужды в подавлении своих эротических желаний. Когда женщины из их социального окружения отказывались им уступать, они находили себе уязвимых и легко идущих на сближение женщин в других социальных слоях. Они могли принадлежать к категории домашней прислуги, и молодой человек более высокого социального статуса мог принудить их к близости, или работать продавщицами, в обмен на несколько минут грешного удовольствия на стороне получавшими от него небольшую плату или соблазненными его лестью. В какие-то моменты его жизни это могли быть «публичные женщины», проститутки, которыми в итоге могли стать эти совращенные и принужденные к близости служанки или продавщицы.
Для отчаявшихся, безрассудных или обесчещенных женщин зов улицы был непреодолимо притягательным. Откликаясь на него, женщина получала небольшой дополнительный доход к зарплате, выплачиваемой ей на основной дневной работе. Генри Мэйхью, журналист, занимавшийся независимыми расследованиями, и автор, чьи разоблачительные статьи о бурлившем, страдавшем рабочем классе Лондона в середине XIX в. продолжают поражать читателя, когда, например, выясняется, что белошвейка, сшивавшая молескиновые штаны, могла заработать за неделю пять шиллингов и шесть пенсов, работая по шестнадцать часов в день, а когда работы было мало, ей оставалось либо голодать, либо «пойти по дурной дорожке» и торговать своим телом [731] .
Поскольку очень многие женщины стремились удержаться на плаву шитьем, кружевными работами и другими ремеслами, время от времени прибегая к проституции, конкуренция была жестокая. В результате доходы оставались низкими, аресты и заключения в тюрьму частыми, а их нездоровые тела были восприимчивы к венерическим заболеваниям. Некоторым удавалось поддерживать себя одной проституцией, удачливые и смышленые девицы добивались большего – они с успехом использовали свои любовные навыки для того, чтобы выйти замуж. «Почему бы нам этого не делать? – спрашивала одна самоуверенная уличная проститутка. – Мы красивы, хорошо одеваемся, можем уговорить мужчин и добиться их расположения, обращаясь к их страстям и чувствам» [732] .
Но во второй половине XIX в. венерические болезни поразили стаю «винчестерских гусынь» того времени, и проституция, как и двойной стандарт, стала предметом озабоченности реформаторов всех направлений. В предшествующие столетия, несмотря на тревогу, которую бил Мандевиль, уровень смертности от так называемой французской чумы (такое имя дали в Англии сифилису), как полагали, был незначительным. Согласно спискам умерших, в Лондоне в 1813 г. от него погибло одиннадцать человек, в 1817 г. – восемьдесят шесть и соответственно только девятнадцать и четырнадцать в 1818 и 1819 гг. У проституток, их клиентов и случайно зараженных ими людей появлялись отвратительные симптомы, подтачивавшие здоровье, но врачи могли обеспечить большинству пациентов эффективное лечение, восстанавливавшее здоровье. На протяжении столетий венерические болезни рассматривались скорее как тревожная проблема, а не критическая.
В 1864 г., после того как ужаснувшиеся медицинские чиновники доложили о том, что гонореей и сифилисом заражены до 30 процентов военнослужащих в британских гарнизонных городах, включая многие порты, произошла радикальная перемена. Под вопрос была поставлена военная мощь нации. В панических попытках ликвидировать или, по крайней мере, контролировать такие заболевания среди солдат и матросов с 1864 по 1869 г. парламент принял ряд законов о заразных заболеваниях. Эти законы давали право полиции в тех городах, где были расположены важные военные объекты, арестовывать любых подозрительных проституток и принуждать их проводить влагалищное исследование каждые две недели. Зараженные женщины (но не мужчины) могли быть госпитализированы на срок до девяти месяцев [733] .
Цель этих мероприятий состояла в снижении риска заражения венерической инфекцией через контроль проституток, но на деле они обернулись преследованиями тысяч женщин, как сексуально активных, так и пассивных. Жертвой их могла стать любая женщина, оказавшаяся одна в публичном месте без определенной цели. Бездомных девушек постоянно задерживали, болезненно обследовали, а одна вдова после этого наложила на себя руки [734] . Женщин, достаточно смелых, чтобы сопротивляться произволу, обвиняли в полицейских судах, где их слову противостояло слово государственного агента в гражданской одежде. Кроме того, проституток, но не их клиентов, судили в уголовном суде. «Что вы думаете, когда девку отсылают в Брайдуэлл <тюрьму>, а парню, который ее совратил, ничего не делают, хотя иногда она незамужняя, а он женат?» – задавал вопрос один из противников двойного стандарта [735] .