Другие авторы полагают, что для подверженных чрезмерному напряжению и слишком загруженных работой женщин еда одновременно является и символом, и реальным заменителем эротических удовольствий. Эта метафора с гротескной логикой распространяется на проволочный ограничитель, препятствующий широкому раскрытию рта, что делает из него своего рода пояс целомудрия, предотвращающий использование рта для орального секса или переедания из-за того, что вожделенное отверстие почти не раскрывается.
Нижнечелюстная фиксация челюсти, широко известная как проволочный ограничитель… проводимая по образцу пояса целомудрия, представляет собой литую культевую вкладку или зацементированную назубную шину с гибкими связками, прикрепленными к назубным шинам на верхней и нижней челюстях для предотвращения любого их движения. Так открытие опасного отверстия блокируется [938] .
В этой мрачной аналогии еда и секс соответственно приравниваются к анорексии и целибату, а нижнечелюстная фиксация челюсти является аналогом пояса целомудрия, гарантирующим его носителю сохранение непорочной чистоты.
Хотя анорексия больше распространена среди женщин, мужчины к ней тоже бывают восприимчивы. Известным тому примером служит писавший на немецком языке писатель Франц Кафка. Еще когда он был совсем молодым, у него возникали проблемы с едой. Он соблюдал строжайшую диету, воздерживаясь от употребления мяса, а позже алкоголя, чтобы обеспечить себе физическую чистоту и силу общности с природой. В то же время он представлял себе буйные кутежи, отягощенные ненасытным чревоугодием, нашпиговывал свои произведения более чем пятью сотнями связанных с едой отрывками и смаковал вид других людей, наслаждающихся едой. Кроме того, он активно занимался физическими упражнениями, в частности плаванием, гимнастикой и бегом. Результатом такого образа жизни была крайняя худоба, по поводу которой Кафка очень переживал. «Я самый худой человек из всех известных мне людей», – признавался он [939] .
Как и у большинства страдающих анорексией, сексуальность Кафки была ослаблена. С детства его психосексуальное развитие было «нарушено», и половой акт внушал ему ужас. Несколько психиатров пытались провести с ним ретроактивный психоанализ.
В числе других факторов один из них упоминал «проблематичное развитие его <Кафки> половой принадлежности», другой – «притворный аскетизм в форме отвращения к грязи». Свидетельств об анорексии Кафки более чем достаточно; предположение о том, что она оказывала влияние на состояние его сексуальности, вероятно, но недоказуемо [940] .
И в заключение, независимо от того, страдает ли анорексией женщина или мужчина, поздние стадии болезни при сексуальном самовыражении лишают их физической силы. Возможно, импотенция усиливает их изначальное стремление предотвратить или хотя бы оттянуть наступление половой зрелости – большинство страдающих анорексией начинают свой печальный путь больных в отрочестве или в начале юности. Болезнь приводит к их неуверенности в себе, страху или непреодолимому отвращению к сексуальным отношениям [941] .
Куртуазная, благородная и безответная любовь Мильтон и целомудренная леди
Памела, Шамела
«Крейцерова соната» Толстого
Непорочность двух полов Орландо
Джудит Шекспир
Мать Гарпа
Целибат вампиров – до свертывания крови
Целибат как литературный сюжет тема настолько распространенная, что тысяча человек могла бы определить содержание этого раздела тысячей разных способов, не повторяя друг друга. И лишь один из них, описанный в «Крейцеровой сонате» – объемной повести Льва Толстого в защиту целибата, – неизбежно подвел бы черту под всеми списками из тысяч способов. Приведенные ниже литературные примеры представляют собой работы разного времени, жанров, стилей и читательской аудитории. Чосера можно было бы заменить Мильтоном; вместо «Вечера выпускников» Дороти Сэйерс вполне можно было бы остановиться на «Орландо» Вирджинии Вулф; и только ужасной «Крейцеровой сонате» Толстого судьба предначертала звучно заявить о себе во весь голос [942] .
Начало этого раздела посвящено краткому обзору куртуазной любви – явления, вызревавшего, развивавшегося и торившего путь в литературе на протяжении веков в нескольких направлениях, отражаясь и в реальной жизни. Какого-то одного главенствующего автора здесь не было. Куртуазная любовь проявлялась стереотипно, в рамках определенных стандартов, и трубадуры с поэтами, которые воспевали ее ритуалы, делали это в соответствии с тщательно разработанными правилами и возможностями, обозначенными сюжетными линиями.
Куртуазная любовь – литературное изобретение средневековых трубадуров; это не нечто единое, существующее в отдельности само по себе, и в отличие от пресловутого и неизменного колеса ее постоянно изобретали вновь и вновь. Нередко поэтические создатели такой любви представляли ее как пылкое, но лишенное сексуального начала безответное чувство между поклоняющимся мужчиной и дамой его сердца. В своих воплощениях куртуазная любовь признает человеческое сексуальное влечение, но включает его в великую страсть, движимую не похотью, а скорее высочайшими моральными и эстетическими ценностями.
Куртуазная любовь – это возвышенное чувство между мужчиной и недосягаемым существом в образе женщины, которое он одновременно уважает и обожает с трепетом, близким к религиозному. Любовь избранницы проверяет его решительность, твердость и преданность, поскольку ее очень трудно добиться. Вместе с тем она облагораживает настолько, что сами его страдания укрепляют все аспекты его существа: военное мастерство, общественное положение, даже его моральные и религиозные взгляды. Иногда эти всесторонние сдвиги в лучшую сторону происходят тогда, когда он просто думает о своей любимой.