Его святость распространилась настолько, что даже в дальних землях некоторые стремились ему подражать. Даниил – монах из Месопотамии, взошел к нему на вершину столпа, где преобразился от лучистой святости Симеона и обещания оставить Даниилу после кончины свою накидку. Даниил ушел и следующие тридцать три года простоял на столпе неподалеку от Константинополя, пока не умер в возрасте восьмидесяти четырех лет. До самого конца XIX в. восточные столпники, такие как Даниил, подражали Симеону, всю жизнь простаивая на столпах в служении Господу.
Предельный (и, на первый взгляд, необъяснимый) аскетизм Симеона привлекал поколения доведенных до отчаяния паломников и верующих. Он символизировал навеки застывшую апостольскую простоту, жизнь, прожитую за мгновение, вершину столпа, вмещающую целый мир, беспорочное лишение вместо постоянных утрат. Необузданная, неприкаянная, лучезарная душа того, кто стоял там, раскинув в стороны руки, являя собой фигуру креста в человеческом облике, составляла окончательное решение для воплощения страстного стремления, томившего сердца тех, кто взирал на эту фигуру. Малообразованный сын пастуха, общавшийся с императорами и сурово отчитывавший сборщиков податей, предотвращал засухи и примирял враждовавшие семейные кланы, прожил суровую жизнь, стремясь получить в награду – как в прямом, так и в переносном смысле – возможность парить вместе с непорочными, бесполыми, отмеченными благодатью ангелами, к числу которых он страстно жаждал примкнуть.
Великая египетская пустыня была достаточно обширной, чтобы дать приют нескольким отчаявшимся или полным решимости женщинам, также стремившимся к общению с Господом в умиротворяющей тишине барханов. Как и легендарная Мария Египетская, которая провела там более сорока лет, некоторые из них стали отшельницами. Другие были связаны с сурово управлявшимися монастырями и жили неподалеку от них в землянках или мазанках, создававшихся ими самостоятельно, подобно тому, как создавали их себе святые отцы.
Эти аммы – матери – сталкивались с такими же проблемами: голодом, страхом, сомнениями и похотью, возможно, именно в порядке перечисления. Жизнеописание Марии Египетской на деле возникло на основе рассказов о жизни десятков амм и их стремления к равнодушию в восприятии постоянного голода. Они рассказывали о приобретенном ими опыте тем, кто искал с ними общения или случайно встречался на окраинах территорий, занятых отцами-пустынниками, богословам и всем, кто стремился к достижению духовного совершенства.
Одной из них была амма Сарра [236] , но в случае с ней голод и похоть, видимо, поменялись местами, поскольку в «Сказаниях о святых отцах» (хоть она была женщиной) современники писали о том, что амма боролась с бесом блуда целых тринадцать лет. О ее голоде упоминаний там не было, она даже не жаловалась на непроизвольное сладострастие, возбуждавшееся в ее теле. Сарра никогда не просила Господа прекратить борьбу за ее душу, лишь молила Его: «Господи, дай мне сил», чтобы до самого конца противостоять козням дьявола.
К амме Сарре относились так же, как к почтенному святому отцу, потому что в стремлении к духовной чистоте она отказалась от женственности во всех ее проявлениях: женского сладострастия, тоски по материнству, соблазнительных нарядов, женских пристрастий. В дикой пустыне в ее стенаниях было столько же боли, сколько в сетованиях любого мужчины, и она молила Господа о том, чтобы он дал ей сил в борьбе с этим бесом-искусителем, повсюду сеявшим в душах смуту.
В эпоху раннего христианства верующие почитали и других святых женщин, похожих на амму Сарру, подавлявших свою женственность, которая, помимо заботы и любви, соблазняла мужчин повторять грех Адама и вкушать запретные плоды. Причем решающую роль здесь играли не воля, личные амбиции или независимость этих женщин – без таких качеств в пустыне никому не удалось бы выжить. Отсутствие в них женственности, убожество невзрачных одеяний, аскетическая изможденность и худосочность, ощущение того, что они не от мира сего, поскольку их праведность, лишенная даже намека на сексуальность, выходила далеко за пределы целибата, и, конечно, беззаветная преданность служению Господу в период раннего христианства вызывали у хронистов и святых отцов преклонение перед этими праведницами.
Феврония [237] и Александра [238] были христианскими девами, получившими известность за такое сильное стремление сохранить девственность, что прерывали всякие отношения с пытавшимися их соблазнить мужчинами. Феврония была сирийской монахиней, с детства воспитывавшейся в женском монастыре около города Нисибис. Его сестры прославились ученостью и мудростью, а Феврония была исключительно талантлива. Еще она получила известность за прилежание и аскетизм; говорили также, что сама она никогда не видела мужчин, и мужчины ее никогда не видели. В частности, по этой причине Февронию глубоко почитали как в самом монастыре, так и в городе.
Во время гонений на христиан в 302 г. злокозненные язычники нашли это спрятанное сокровище и заточили Февронию в темницу. Их приводили в восторг публично проводившиеся во время ее допроса пытки, муки монахини доставляли им явное наслаждение, и они старались продлить их как можно дольше, чтобы она не скончалась до времени. В конце концов с благочестивыми словами на устах Феврония покинула этот мир, так и не отрекшись от своих убеждений. Великое множество женщин, включая язычниц, скорбели о ее кончине, поскольку все они оплакивали трагедию ее смерти и совершенное мужчинами насилие над ней. Они видели в Февронии не узницу женского монастыря, а носительницу свободного духа, стимулирующего развитие образования, размышлений и дружеского общения с подругами. Несмотря на то что ее жизнь ограничивалась монастырскими стенами, затворничество Февронии, предотвращавшее ее отношения с мужчинами, которые могли причинить ей вред, рассматривалось как привилегия, а ее существование – как благословение.
Что касается Александры, ее можно было бы назвать человеком, по собственному желанию ставшим «живым мертвецом». Рассказ о ней начинается с описания молодого человека, который страстно и безответно в нее влюбился. Конечно, можно было бы сказать, что это его личная проблема и к Александре она не имела никакого отношения. Но для того, чтобы не бередить душу, созданную по образу и подобию Божию, она заточила себя заживо в склепе, чтобы не причинять вожделевшему ее юноше страданий и не дать ему понять, что она отвергла его любовь. Так она и оставалась заточенной в склепе и скрытой от глаз людских, кормили ее и поили через маленькое отверстие, она поддерживала там порядок и размышляла о духовном. С восхода солнца все утро она молилась и пряла лен, в остальное время вспоминала праведников – патриархов, пророков, апостолов и мучеников. Потом Александра питалась черствым хлебом, терпеливо и с надеждой ожидая смертного часа.