– Что тебе дома не сидится? Выпила что ли, по голосу слышу. Давай езжай домой и сиди, не высовывайся.
– Се, Шаш, се, давай, пока. Я тебе с домашнего перезвоню, че деньги тратить. – И нажимаю отбой. Так и не поняла, зачем она мне звонила. Контролирует, что – ли?
Вдруг возникает острое желание еще выпить и покурить. Собственно, оно меня и не покидало, просто сейчас стало особенно острым. Так всегда – какая бы перед тобой не стояла цель, в смысле потребления благородного спиртного, каким бы элитным алкоголем не наливалась, все завершается лакировкой пивом. Грустно, и смешно одновременно. Еще ни одна попытка типа: «Сегодня будем пить только красное сухое вино с фруктами» или: «Текила и суши» успехом не закончилась. Финишируем головной болью наутро.
Вот и сейчас – чинно вкушали весь вечер водку и коктейли с мартини, набрались под завязку, но сейчас меня тянет на дрожжевой напиток с консервантами. Предлагаю:
– Артур, давай у этого киоска на повороте выйдем, еще по бутылке выпьем и покурим, и ты меня домой проводишь?
– Олечка, да с удовольствием, только у меня бабосов совсем нет, даже до дому тебя попросил подбросить.
Ага, нет денег – Светочка мне доложила, что он своей девушке букеты каждый день таскает и по клубам водит. На сэкономленные с моих стреляных сигарет средства, разумеется. Ох, сволочь. Где-то слышала поговорку: «Вора можно понять и простить. Убийцу нельзя простить, но можно понять. И только подлого скупца нельзя не простить, не понять». До сих пор свято верю в это изречение, поскольку сама жадная.
Получается, мне придется раскошеливаться и на пиво Князю. Вот старость – не радость, уже приходится платить за компанию. Ну да ладно, не разорюсь.
Высаживаемся на повороте, покупаем по банке «Старопрамен» и закуриваем.
– Ты домой-то дойдешь? – моя сестринская нереализованная компонента не успокоится.
С чего бы это он не дойдет, буйвол здоровый. Невелик крюк, да и время не совсем позднее – около одиннадцати вечера. А я переживаю. Так волновалась бы за своего братишку, если бы ему предстояло ночью преодолеть три квартала. Надо как-то избавляться от этой паранойи.
У подъезда набираю код, поворачиваюсь к Артуру и говорю:
– Ну, пока, спасибо, что проводил.
– Нет, пошли. Вдруг у тебя там, в подъезде, маньяк сидит у мусоропровода? До квартиры доведу.
Как приятно. Хоть кому-то я не безразлична. Живу на втором этаже, вероятность столкнуться с маньяком невелика, но радует, что наличие этой возможности Артура беспокоит. Поэтому заходим в подъезд и поднимаемся к почтовым ящикам. Лампочки горят, уже вижу дверь своей квартиры и поворачиваюсь к Князю, чтобы еще раз поблагодарить за приятный вечер.
И тут Артур бьет меня по лицу. А потом – в живот. Это так неожиданно, что я даже не поняла ничего. В детстве, когда я занималась конным спортом, меня в лоб лягнула лошадь. Задней ногой, с железной подковой. Я успела увидеть, как ко мне разворачивается толстый круп, потом взмах копыта, темнота. Только фейерверки в голове. Хотя никаких салютов мы в том далеком 1989 году не знали.
Так и сейчас. Я отметила только кулак в черной кожаной перчатке. Пару минут назад, когда мы входили в подъезд, их у Артура не руках не было. Наверное, чтобы отпечатков пальцев не оставлять. Такой проницательности мне секунду назад – успела бы на помощь позвать.
Меня отшвыривает затылком на угол мусоропровода, и я снова вижу огни. Из-за дикой боли в животе, судорожно пытаюсь вдохнуть, приходит мысль – как все удачно складывается. Я больше не должна считать Артура своим лучшим другом и названым братиком, поэтому последняя причина оставаться на работе в «Телеком-Продвижение», исчезла. «Уволюсь, если выживу» – думаю я, со всхлипом втягивая в себя воздух.
Когда-то давно печатала фотографии в ванной, завесив дверь изнутри одеялом, чтобы не проникал свет. Горел красный фонарь, пахло проявителем и фиксажем, побрякивал металлический пинцет о пластиковую ванночку, где, как дельфины, плескались листы фотобумаги с едва узнаваемыми очертаниями. Так и в этот миг, растянувшийся на дни, я вспомнила мою зажигалку, которую забрал у меня со стола Артур, а потом бросил у Иркиного трупа. Нищий, жадный, агрессивный: Князь всегда дрался по пьяни, наутро в офисе демонстрируя сбитые костяшки пальцев и синяки. Мне становится страшно.
Артур, сам на себя не похожий, роется в моей сумке. Огромные руки в перчатках – два паука. Все как во сне, я даже закричать не могу, а надо бы позвать на помощь. Радость по поводу предстоящего увольнения кажется мне преждевременной, и я пытаюсь издать хоть какой-то звук, постучав головой по мусоропроводу.
Видимо, это выглядит как конвульсии, потому что Артур не оборачивается. Выуживает у меня диктофон из сумки, проверяет его и обнаруживает отсутствие кассеты. Снова хватает мою авоську и выворачивает ее. На грязный пол подъезда летит добришко: ключи, расческа, сигареты, кубики из янтаря, зажигалка, зеркальце, кошелек, печенье, чайная ложка, пустые обертки от диктофонных кассет, телефон, мой паспорт, Петькина фотография. Вандализм придал мне злости. Двадцать минут назад Артур бережно и уважительно, как самую большую драгоценность подал мою торбу, когда я выходила из такси. А теперь треплет ее, как тузик – грелку. У, лицемер, вот кого надо было бояться. А я Колю-шизофреника подозревала. Дымыча несчастного.
Столбняк прошел на секунду раньше, чем Князь повернулся ко мне и спросил:
– Где кассета, сука?
– Пожар! Помогите. Горииим! – успеваю выкрикнуть до того, как перчатка залепляет мне рот, а другая начинает душить.
Видела передачу про безопасность – бесполезно звать на помощь ночью в подъезде. Могут даже в милицию не позвонить, когда счет идет на секунды. Орите «пожар, горим». Люди повыскакивают из квартир, испугавшись за имущество, появится шанс на спасение.
Сверху раздался топот ног. Еще раз завопить я не успела. Артур взмахнул кулаком, и на этот раз салют обрушился на меня надолго.
… Фейерверки бабахали и взрывались. Я приоткрыла глаза, ожидая увидеть что-то вроде больничной палаты, букета цветов у постели и встревоженное лицо симпатичного медбрата-негра, склонившегося надо мной. Стоп. Афроамериканцы в белых халатах – из жанра эротической прозы, меня тут убивают, насколько помню.
Голова крепче, чем я думала, все еще сижу у мусоропровода. Правда, вокруг стало оживленно – на пожар люди, что ли, сбежались? Как их много. Все – близнецы, как на подбор. Два Артура стоят и ждут, пока на них наденут наручники, две Сашки Кириной склоняются надо мной и двумя ртами говорят:
– Дура, ты, дура, сказала же тебе сидеть дома и никуда не лезть…
На Ирины похороны, состоявшиеся во вторник, я не пошла. Все-таки мы с ней не ладили, зачем лицемерить.
В офис не явилась тоже. Со вчерашнего дня слишком много мыслей, и основной была та, что с «Телеком – Продвижение» надо что-то решать. Психолог нарушил то хрупкое равновесие, благодаря которому я уже десять лет трудилась главным бухгалтером, не имея к тому, честно говоря, ни малейшей душевной склонности. Есть экономисты «по нужде», а есть «от рождения». Я – финансист по необходимости. Нечем было заработать в тот далекий 1995 год. Сейчас 2005, выживать не надо. Спасибо мужу Роме, я вообще могу уйти и заниматься Петькой, стать журналистом, берейтером на соседней конюшне, вышивать крестиком или полететь в космос. Зачем мне эта профессия?