Суть вообще не в директоре, а в моей гордыне. Я искренне считала себя главной дамой проекта. А Ирочка дает понять, что меня можно отшлепать, как последнюю уборщицу.
Я дрожащими руками вынула дискету и закрыла программу. Глаза застилала красная пелена, в ушах шумело так, что я едва слышала Ирины слова – она продолжала «митинговать». Выкрикивала что – то на тему секса, курения, офис – менеджеров, телефонов, мужей и директоров, и тому подобное. Продвигаясь к бухгалтерии, я ровным голосом на все ей отвечала: «Ира, скандалить некрасиво и нехорошо, взрослые люди не кричат, если ты хочешь со мной поговорить о чем-то – пойдем, обсудим наедине». Но нет. Ире нужна была аудитория. Ее выступление напоминало мне фразу Ильфа и Петрова из произведения «Двенадцать стульев»: «Он не ел четыре дня. Остапа несло».
По Ирине не скажешь, что она не ела 4 дня, напротив, как я упоминала, Ируся выглядит так, как, будто усиленно питается уже 4 года.
В дверях я остановилась и, изобразив улыбку, пропела:
– Тебе, Ира, целлюлит в голову ударил. Дать бы тебе чем-нибудь тяжелым по башке, чтобы мозги на место встали. Глядишь, мужа бы себе нашла.
Ай, хорошо я ее! Лягнула сразу в два больных места – лишний вес и отсутствие мужа. Роман с Дымычем не в счет, на мужика он мало похож. На будущего Ирининого супруга – тем более.
Что полилось из Иркиного рта, волновало меня уже мало. Но, сев за свой стол, облегчения я не почувствовала. Я выше ее по служебной лестнице, однозначно, главный бухгалтер идет сразу за директором. Ну, после заместителя. А тут эта активистка в присутствии менеджеров и секретарши на меня кричит. И никого нет, чтобы придти мне на помощь или хоть как-то поддержать. Так и подмывало схватить телефон и позвонить Рустаму Ивановичу, пожаловаться на вопиющее нарушение субординации. И что я ему скажу? Допустим, опишу ссору в подробностях. Что он мне ответит? Разбирайтесь сами, женские дрязги. И будет прав, между прочим. Он давно и счастливо женат, подозревать нас с ним в связи большая глупость. Любой психолог бы сказал, что Ира Харченко сама с удовольствием ездила куда-нибудь с Рустамом и занималась всяческими глупостями. Но директор, как и его заместитель, Артур, почуяв Ирину хватку, предпочел держаться от нее подальше. Ирин удел – небритый Дымыч. Выбор удачный, с той точки зрения, что Рустам очень Дымычем дорожит, и под этим прикрытием Ирочка может делать все, что хочет. Я – не исключение, Ирочка уже устраивала некрасивые сцены и с обоими менеджерами, и с Артуром, и с клиентами. Все ей сходит с рук. Не думаю, что Рустам кинется меня защищать. Значит, надо самой показать, кто здесь главный и как нужно себя вести. Взять вот бутылку шампанского и стукнуть, а потом сказать, что случайно. Или лучше кефиром, чтобы запачкать ее хорошенечко. Жаль, не выпускают больше кефир в стеклянных бутылках с зеленой крышечкой из фольги, как в моем детстве.
Рустаму вечером пожалуюсь. Приедет со своей встречи, сядет биллинги печатать, выпьет, подобреет, я и поплачусь ему.
Вот так конструктивно я планировала урегулировать производственный конфликт. Но Иру Харченко не убивала.
Вечером, перед окончанием рабочего дня, в офисе стало оживленно. Вернулись директор с Дымычем и Князем, включили музыку, зазвенели бутылками. Я уже успокоилась, потому что успела позвонить пяти подругам и рассказать о происшедшем инциденте в лицах, заканчивая свое повествование фразой «Ну ты смотри, какая дрянь!». К концу пятого монолога я уже могла выступать с этим номером. Однако ничего праздновать, да и просто садиться с Иркой за один стол, мне не хотелось. Выражаясь проще и банальней, после утреннего скандала мне находиться с ней на одном гектаре земли было невозможно.
К концу дня навалилась работа, какие – то дела: оплатить привезенные директором счета, выдать – принять деньги, нарезать колбасу и расставить тарелки с фруктами. Рустам Иванович все ходил вокруг моего стола, заваленного бумагами, косил лиловым глазом, потом не выдержал:
– Ольга Андреевна, пойдемте, покурим.
– С удовольствием, вот только вина себе налью.
Свесив свои короткие ножки с подоконника, директор прикурил, и нервно затягиваясь (дерганый мужчинка, я же говорила), спросил:
– Ну и что у Вас днем произошло с Ирой? Все власть поделить не можете, Ольга Андреевна?
Я задохнулась от возмущения. Какова нахалка, обскакала меня. Пока я мучилась благородными вопросами «Звонить или не звонить?» и сливала свой негатив на подруг, эта коза просто набрала Рустама (или Дымыча, что тактически вернее), быстренько озвучила свою версию произошедшего, где я, вероятно, выгляжу рвущейся к власти в офисе истеричкой. И все, она в шоколаде. И директор выговаривает мне, как нашкодившей кошке. Журит по отечески, мол, «Ай-ай, нехорошо Ирочку обижать, попридержите свой характер!». Все мои оправдания теперь разобьются о стену уже сформированного отношения к ситуации. Вот ведь молодежь пошла, на пятки наступает.
– А я говорил Вам – продолжал Рустам Иванович, – нельзя устанавливать фамильярные отношения с подчиненными. Теперь она Вас в грош не ставит.
Отлично, я же и виновата. А то, что при моем общительном характере работа бухгалтера, подразумевающая уединенность и тишину, кажется адом, и я пыталась хоть как-то сформировать дружный коллектив, в счет не берется.
Пока я открывала рот, директор докурил, затушил сигарету и окинув меня взглядом: «Я, как всегда, прав», пошел вверх по лестнице. Я опомнилась, когда он уже был на верхней ступеньке, и промямлила:
– А Вам не кажется, что это уже не фамильярность, а оскорбление, причем, и Вас тоже? Слова Ирины об отношениях между нами говорят и о неуважении к Вам?
– Когда она это мне в лицо скажет, тогда это и будет мне оскорблением.
– Когда она это скажет Вам в лицо, будет уже поздно!
Но меня никто не слушал. Я зачиркала зажигалкой, прикуривая вторую подряд сигарету, когда по лестнице опять застучали шаги. Князь пожаловал. Шел он без сигареты, как обычно, рассчитывая на меня. Что-то меня уже начинают злить подобные вольности. Взрослый мужик, 24 года, зарплата у него больше моей, между прочим, что ж он, на сигареты себе заработать не может? Молчу, вида не подаю, что злюсь, а то от такой жадности у меня родной души в коллективе не окажется, тогда – хоть увольняйся.
Артур отбирает у меня зажигалку и дает прикурить, потом с вопросительным взглядом выуживает из моей пачки «Кент» сигарету, я киваю, и он закуривает тоже. Джентльмен, этого не отнять. Единственный в этом офисе, кто прикурит, плащ подаст, кофе приготовит. Директор тоже помогает одеваться, но как-то без воодушевления. А по лицу Князя всегда видно, что он всю жизнь ждал возможности напялить на меня пальто. Клиенты от него млеют, ведь Артурчик улаживает самые неразрешимые конфликты.
– Че такая грустная?
Тут я не выдерживаю, и в лицах изображаю всю историю. Я же говорила, что могу выступать с этим номером. Не перед мужем же коленца откалывать, муж сразу скажет: «Нет дыма без огня». И будет прав. В том смысле, что последнее время мы часто с директором куда-нибудь уезжаем. Обедаем, опять-таки, вместе. Или в городе у нас объявился упрямый клиент. Холдинг богатый, что самое главное, разговорчивый. Производитель молочной продукции, с головным офисом в Москве. Понятно, что он для нас – золотое дно, у него много межгорода и этого…как его, трафика. И биллингов, соответственно. Какой тост у нас на корпоративных вечеринках самый частый, вернее, единственный? Правильно, за трафик. Кто это такой и почему мы за него все время пьем, до сих пор не пойму. Ничего, не надо расстраиваться, не всем же быть понятливыми. Так говорил Карлсон фрекен Бок, когда она кричала, сжав виски пухлыми руками: «Не понимаю. Не понимаю!». Так я говорю мужу, когда он спрашивает, куда я потратила его и свою зарплату.