Пайпер присела рядом и вытянула ноги.
– А вы никогда не хотели стать художником? – Этот вопрос вполне естественно возник в ее голове за последние два дня. Ведь с чего-то началось его увлечение искусством. Возможно, он отказался от одной цели и поставил себе другую. Ей было бы приятно знать, что не одна она спотыкается на пути к мечте.
Она посмотрела на него, но не смогла понять, о чем он думает…
– Я пробовал в ранней юности. Но искусством это нельзя назвать.
– У вас получалось еще хуже, чем та картина, которую Бернар пытался вам продать?
Боже, какой восхитительный у него смех! Гортанный, но мягкий, щекочущий слух.
– Хорошо, что Бернар вас не слышит. Да, у меня получалось хуже. Кстати, картина Бискупа совсем не плохая.
– Очень депрессивная.
– Многим нравится такое искусство. Что же касается меня… полагаю, последним талантливым человеком в семье была моя мать.
– Так ваша мама была художницей? У вас есть ее работы?
Скорее всего, это цветы, что висят в гостиной.
– К сожалению, нет. Она бросила писать.
– Почему?
Он опустил глаза.
– Просто бросила и все.
Судя по печали в его голосе, это было не просто так. Интересно, что же случилось?
Ей было любопытно, но Фредерик не был расположен говорить на эту тему, а она не имела права настаивать. В конце концов, в ее жизни тоже были моменты, о которых она совсем не готова рассказывать. Она слегка подтолкнула его плечом.
– Итак, вам не хватает таланта, – сказала она, стараясь вернуть его в реальность. – Поэтому вы стали преподавать? Все, кому не удается стать художниками, становятся учителями.
К счастью, Фредерик понял, что она шутит, и подтолкнул ее плечом в ответ.
– Благодарю вас, профессор, – сказал он. – В соседнем зале выставлена вторая часть работ, а потом мы поднимемся наверх, где я покажу вам еще одну свою любимую картину. А если будете хорошо себя вести, зайдем в сувенирный магазин и купим вам постер.
– Хорошо, что Бернар вас не слышит, – сощурилась Пайпер.
Было бы неплохо, если бы он не забыл о своем обещании.
Пайпер была уверена, что после посещения музея Оранжери Фредерик вызовет машину, но ошиблась. Вместо этого он поинтересовался, который час.
– Почти половина шестого, – ответила она.
– Отлично. У нас достаточно времени.
– Достаточно для чего?
– Прогуляться вдоль реки, разумеется. Будем гулять, пока не проголодаемся, а потом найдем, где поужинать.
– Вы не обязаны кормить меня ужином.
– Почему нет? Вы мне скажете, подходит ли эта еда под стандарты вашей кулинарной школы.
– Потому что… – Пайпер не забыла, что призналась ему в своем одиночестве, поэтому была уверена, что Фредерик делает все это лишь из жалости. – Вы и так потратили на меня много времени. – И полдня вчера. – Уверена, вам есть чем заняться.
– Я уже сказал, что нет. Но мне очень хочется насладиться всеми прелестями этого дивного летнего вечера.
Он взял ее под локоть и сошел с тротуара. В этот момент раздался громкий звук клаксона.
– Наверное, лучше подождать, когда загорится зеленый, – сказал он с улыбкой, но Пайпер не могла не заметить, что на его щеках появились красные пятна. – Обычно я слежу за этим, но иногда, по рассеянности, забываю.
– И я не посмотрела, – добавила она. – Мы оба заслужили наказания.
Тем не менее было очевидно, что этот инцидент беспокоит Фредерика больше, чем он позволяет себе показать. Они молча перешли улицу, и Пайпер решила не заговаривать с ним первой. Людям нужно время, чтобы справиться с собой после перенесенного позора. Они шли вдоль реки, и она с удовольствием любовалась видом. По ноге бил пакет с плакатами из музея, и она представляла себе, что это волны разбиваются о каменные берега.
Вид был ей хорошо знаком. За последние восемь месяцев она дюжину раз ходила вдоль реки. После школы. За покупками. В любую погоду. Еще вчера она сказала бы, что в этой реке нет ничего особенного, но сегодня… Сегодня… Ей казалось, что она здесь впервые. Может, все дело в том, что сейчас она не одна?
Более того, впервые за много месяцев она не чувствовала себя несчастной и одинокой в этом городе. Украдкой глядя на Фредерика, она думала о том, сколько проходящих мимо людей ей завидуют. Такой мужчина может заполучить любую женщину в Париже. Душа пела от одной мысли о том, что избранной стала она. Впрочем, это все из жалости. Завтра она проснется и вернется к прежней жизни. Но сегодня она примет все, что подарила ей судьба, пусть даже из жалости.
– Благодаря маме.
Голос Фредерика вывел ее из задумчивости. От неожиданности она даже оступилась.
– Вы спрашивали, почему я стал изучать историю искусства. Ценить прекрасное меня научила мама.
Странно, что сейчас он решил ответить на ее вопрос, заданный в музее. Она была уверена, что он думает о том, как они едва не попали под машину. Может, эти две вещи связаны?
– Получается, вы все же не лишены таланта.
– Скорее всего, она хотела, чтобы я увидел как можно больше красивых вещей.
Вот она, связь. Она представила, как мама учит Фредерика смотреть сначала налево, потом направо. Сколько ему было лет, когда стало ухудшаться зрение?
– Знаете, – услышала она собственный голос, – иногда я забываю, что у вас проблемы со зрением. Особенно дома.
– Причина в том, что я много работаю над собой, чтобы приучить обходиться без него. Не хочу, чтобы слепота сделала меня полностью беспомощным.
– Но вы ведь не слепой.
– Это пока.
Пайпер стало не по себе. За долю секунды до того, как услышать его ответ, она уже понимала, что он скажет, но все же надеялась.
– Простите.
– Ничего страшного. Я давно знал и принял свою судьбу. Однажды утром я проснусь слепым. Возможно, не в одночасье, но это произойдет.
– И что вы будете делать? – Пайпер не была уверена, что хочет знать. Грусть в его голосе печалила ее.
Фредерик остановился и развернулся, чтобы видеть ее лицо. Глаза скрывали солнечные очки, но она чувствовала, что он смотрит уверенно.
– Я справлюсь, – произнес он.
Исчерпывающий ответ. Отчего же ей так хочется обнять его и прижать к себе?
– Если бы с нами была моя сестра, она бы добавила: «И найду способ исправить положение».
Фредерик слабо улыбнулся.
– Сомневаюсь, что она могла сказать такое о моем заболевании.
– Возможно, но благодаря ей мы преодолели темные времена.