– О-о! – огорчилась мать. – А кроме этого, у тебя все хорошо?
– Конечно. А почему ты спрашиваешь?
Она пожала плечами, не отрывая глаз от лица сына.
– Не знаю. Ты выглядишь усталым, напряженным, как бы не в своей тарелке.
Опля! А она оказалась более проницательной, чем он предполагал. Да, он на самом деле устал. В абсолютной тишине роскошного номера отеля ему почему-то очень плохо спалось.
– Я хотел поговорить с тобой о твоей свадьбе, мама. – Он увидел, как она съежилась, словно в ожидании удара. – Я не хочу быть шафером на ней. – Голос Дэниела прозвучал мягко.
– Но почему? – спросила мать горестно. – Я полюбила Филиппа, – поспешно продолжила она. – Он…
– Мама, давай не будем об этом говорить. Я уже тысячу раз слышал такое прежде и не верю этому. И поэтому не могу стоять рядом с тобой во время произнесения всех этих торжественных клятв в любви. Для меня любовь – это что-то призрачное, иллюзорное, сказка. Из тех, что в реальной жизни не сбываются.
– Ты не веришь в любовь? – почти прошептала мать.
Дэниел хмыкнул:
– Перестань, мама. Вопрос не в том, что я не верю в любовь, а в том, как можешь в нее верить ты? В какой раз ты идешь к алтарю? В седьмой? А со сколькими ты пыталась жить в гражданском браке? – Впрочем, в его голосе не было упрека. Хоть и мягко, но уверенно Дэниел продолжил: – Ты бесконечно гонишься за призраком того, чего не существует. Я не смогу даже для вида стоять рядом с тобой во время церемонии бракосочетания и слушать очередную твою клятву. Потому что это означало бы мое согласие признать существование любви.
– Она и существует, – сказала мать.
– Что ты сказала?
– Я сказала, что любовь существует. – Она достала из сумочки бумажный платок, промокнула глаза, а потом, вскинув подбородок, посмотрела сыну прямо в лицо. – Да, она существует, Дэниел.
– Мама, опять ты за свое!
– Потому что я хочу, чтобы ты знал это! – Ее тон стал резким. – Я не могу допустить, чтобы ты прожил свою жизнь, не испытав этого чувства. Я его испытала и знаю, что говорю. Со мной в жизни это случилось. И мне не хотелось бы дальше жить, не испытав любви снова. И ты должен ее испытать.
– О чем ты говоришь?
– Я говорю о любви, – произнесла она мягко, почти благоговейно. – И еще я говорю о твоем отце. Ничего подобного в моей жизни больше не было. Я безумно любила этого человека. И он тоже любил меня. Было такое ощущение, что даже воздух звенел от радости, когда мы были вместе. Я была живой, и каждый момент моего существования был наполнен сияющим светом. Я была способна чувствовать. Даже когда птица пролетала мимо, я ощущала колыхание воздуха от ее крыльев.
Дрожь пробежала вдоль позвоночника Дэниела. Ему вдруг представилась комната, наполненная ароматом сирени. Его мать словно описывала состояние самого Дэниела, когда он бывал с Трикси.
– Когда его не стало, – очень тихо, едва слышно продолжала она, – когда мой любимый Дэвид умер, я была уверена, что умру вслед за ним. Горе мое было таким огромным, что я не знала, как смогу его перенести. Я ничего не могла делать: ни удержаться на работе, ни думать о том, как оплачивать счета и как накормить тебя… Вот так я себя тогда чувствовала.
С чувством вины Дэниел вспомнил, как он, рассказывая Трикси о своей матери, называл ее несобранной, недисциплинированной.
– Я не хотела больше жить… Эта мысль приходила мне в голову неоднократно. Я просто хотела быть с моим дорогим Дэвидом. Но меня удерживал на этом свете ты. Я должна была дать тебе все, что могла. Тогда меня все время преследовало ощущение, что если я не предприму что-нибудь, ослабев, то подведу тебя. Как мать. И тогда уже выйду из строя окончательно. – Она замолчала на минуту, а потом тихо закончила: – До конца жизни.
Его мать гордо встретила взгляд сына.
– Я понимаю, что во всех последующих событиях ты видишь только цепочку жалких неудач. Но я рассматривала это как поиск, как миссию. Да, я не преуспела в своих поисках, – грустно констатировала она. – Если бы я справилась, сейчас рядом с тобой была бы женщина, которая заставила бы тебя смеяться, а твое сердце – пылать. И мои ожидания, что будут внуки, которых доверят мне, напрасны. Похоже, вместо того, чтобы заставить тебя понять, что любовь необходима человеку как воздух, которым он дышит, я добилась обратного результата – ты стал бояться любви.
Трус. Это слово бросила ему в лицо Трикси. И сейчас, в первый раз, Дэниелу пришло в голову, что она права. Абсолютно. И что его мать, со всеми ее недостатками и ошибками, оказалась мужественной, сильной, с сердцем, не утратившим надежды.
Он взял руку матери, поднес к губам и благодарно, с нежностью поцеловал.
– Я буду твоим шафером на свадьбе, мама, – хриплым, непослушным голосом произнес он.
Это было полной противоположностью его намерениям, с которыми он шел сюда. Но Дэниел не чувствовал себя проигравшим. Наоборот, ему показалось, что наконец-то он получил то, чего у него никогда не было прежде, но было ему крайне необходимо.
– Может быть, я была и не совсем права, – призналась мама дрогнувшим голосом. – Я должна была понять, что любить тебя, сына моего Дэвида, было уже достаточно. Но я считала, что этого недостаточно для тебя. Почему люди должны состариться, чтобы понять очевидные вещи, Дэниел?
– Давай закончим нашу трапезу, – сказал он, все еще держа в своей руке руку матери, – и проедемся по магазинам, чтобы купить рубашку, которая сочеталась бы с рубашкой Филиппа, как ты и хотела.
Мать лучезарно улыбнулась ему, словно вместе с сыном в ее мир вернулось солнце. А Дэниел впервые в своей жизни почувствовал себя не обиженным, никому не нужным маленьким мальчиком, а мужчиной, готовым любить – глубоко и искренне. И понял почему. Потому что узнал, как чувствует себя человек, который любит.
Он был человеком, который важные решения принимал быстро и уверенно, без колебаний. Но что-то подсказывало ему, что там, где речь идет о любви, это качество его натуры ему не поможет.
И он решил дождаться свадьбы матери, возможно, чтобы узнать еще что-то важное о любви и обнаружить это в себе.
Как это часто случается, в последний момент перед бракосочетанием на его мать накатила паника. На этот раз она возникла из-за цветов.
– Я заказала сирень, – всхлипывала она. – Мне хотелось простоты, непритязательности. А что может быть скромнее сирени?
Дэниел недоумевал: разве сирень – это цветы? Она растет на деревьях!
– Не волнуйся, мама. Будет тебе сирень.
– Дэниел, ты даже не знаешь, как она выглядит!
– Я все решу, – произнес Дэниел. Он точно знал, где можно раздобыть сирень в это время года – в Харрингтон-Плейс.
По мере приближения к знакомому дому Дэниел все больше волновался. Вдруг он увидит Трикси? Если увидит, что скажет ей? А Молли и Полин, наверное, уже дома, в Австралии. Ему стало грустно при этой мысли.