Одри улыбнулась.

– Так я и знала. Конечно, ты явился сюда вовсе не потому, что соскучился.

Они с сестрой никогда не были особенно близки – разные интересы вели их разными дорожками, которые редко пересекались. В то время как Дэниел то и дело попадал в передряги, два раза ломал руку и один раз – ногу, Одри всегда была послушной дочерью – тихо сидела в уголке, читая стихи, а также вышивала или же рисовала акварели. Кроме того, она играла на пианино. А манеры у нее были совершенно безупречные.

Впрочем, нельзя сказать, что Дэниел, внешне грубоватый, совсем уж не имел понятия о хороших манерах, – напротив, он умел быть учтивым, элегантным и даже обворожительным. Но, увы, когда подворачивался шанс поставить деньги на скачках, сыграть в карты или – боже упаси! – на пари переплыть голым Серпентайн после наступления сумерек, хорошие манеры мгновенно забывались, ибо противиться такому соблазну Дэниел решительно не желал.

И еще, разумеется, были женщины. Впрочем, ни одной из них Дэниел не обесчестил, они сами чуть ли не умоляли с ними переспать. Да, несколько раз он затевал флирт с юными девицами, но это было исключительно напоказ – то есть пинок в зад светскому обществу, которое он презирал. «Когда же эти люди поймут, что в моральном отношении они вовсе не высшая каста?» – частенько говорил себе Дэниел. И действительно, зачем все эти сплетни друг о друге, супружеские измены и презрительные взгляды в сторону бедолаг, которые одеваются без особого шика или носят цвета, вышедшие из моды неделю назад? Ответов на эти вопросы он, наверное, никогда не получит.

– Грифтоны позволят на ней жениться только в том случае, если я заплачу им тринадцать тысяч фунтов, – проговорил Дэниел.

Одри откинулась на спинку кресла, не сводя глаз с брата.

– Но ведь это – непомерная сумма, – сказала она, вздохнув.

– Знаю. Разумеется, мне бы и в голову не пришло обращаться к тебе, если бы я знал, что смогу найти помощь где-нибудь еще. Но у меня есть только ты и дядя. Только вы можете одолжить мне такие деньги. Сначала я поехал к дяде – думал, может, он поможет, поскольку я как раз пытаюсь выполнить его требование. Но он отказал. Хочет, чтобы я сам нашел выход из положения, даже если это будет означать, что придется забыть о женитьбе на леди Ребекке, чего я допустить не могу.

– Кажется, она тебя сильно зацепила… – в задумчивости пробормотала Одри.

– Сильнее, чем ты можешь себе представить. Если честно, то я только о ней и думаю.

– А твое желание назвать ее своей женой – отвечает ли оно также и ее интересам?

– Конечно! – воскликнул Дэниел. – Она освободится от Грифтонов, и ей не придется выходить за Топпера или Гроувера.

– Я хочу знать другое, Дэниел. Принимаешь ли ты ее интересы близко к сердцу? Ты делаешь все это для того, чтобы ее спасти? Или просто боишься, что дядя откажет тебе в содержании?

– Видишь ли, я… Мне больно видеть, что она несчастна, что с ней дурно обращаются. И даже если я женюсь на ней не по любви, то все равно постараюсь сделать счастливой. Во всяком случае, со мной ей будет гораздо лучше, чем с Топпером или Гроувером.

Одри молча кивнула. Затем встала с кресла, подошла к своему бюро и, присев, извлекла из ящика листок бумаги и обмакнула перо в чернильницу.

– Майкл ни за что не даст тебе такой огромной суммы, – сказала она, принимаясь писать. – Он считает тебя человеком ненадежным, так как знает о твоей привычке к мотовству.

Дэниел тяжко вздохнул. Он восхищался тем, как ловко муж сестры управлял своим поместьем. Одри поступила правильно, выйдя за него замуж! Зять оказался из тех, кто печется о своих финансах, зря денег не тратит и умеет вложить их с хорошей прибылью.

Нацарапав несколько строк, Одри отложила перо, аккуратно сложила листок и скрепила его печатью с изображением летящей птицы. Повернувшись к брату, она протянула ему этот документ.

– А вот я дам, – сказала она.

Ошеломленный щедростью сестры, Дэниел взял бумагу, а Одри продолжила:

– В этом письме я заверяю Грифтонов, что выдам требуемую сумму, если они позволят леди Ребекке выйти за тебя.

Дэниел смотрел на сестру во все глаза.

– Я понятия не имел, что ты так богата и имеешь право сама распоряжаться своими деньгами.

– Сначала это было мое приданое, – пояснила Одри. – Когда я выходила за Майкла, они с дядей заключили соглашение – весьма выгодное для меня. Я получила полный доступ ко всем своим деньгам, да еще Майкл выдавал мне определенные суммы «на булавки». Не имея привычки к легкомысленным тратам, я большую часть денег откладываю, чтобы сохранить на будущее.

Дэниел ненадолго задумался.

– Но ведь тебе необязательно быть такой осторожной…

Одри рассмеялась.

– Не секрет, что в наши дни женщины находятся в очень невыгодном положении – вечно под пятой отца или другого мужчины. И если когда-нибудь по милости божьей у нас с Майклом появится дочка, то я бы хотела оставить ей наследство, которое будет принадлежать только ей, – чтобы могла поступить с ним так, как ей захочется. Вот почему ты должен обещать, что когда-нибудь вернешь мне эту ссуду.

В немом изумлении Дэниел смотрел на листок, который держал в руке. К горлу его подкатил ком, а сердце сжималось при мысли о том, на какую жертву пошла сестра ради его счастья и как она доверяла ему.

– Я тебя не подведу, – сказал он. – Даю слово.

Глава 7

– Не хотите ли сыграть в карты, миледи? – спросила у хозяйки Лора.

Ребекка пожала плечами. Весь день она чувствовала себя несчастной. Не только потому, что болело плечо – рана все еще причиняла ей сильную боль, – но и из-за мыслей о будущем, которое казалось безнадежным. Мистер Невилл все еще не объявлялся, и Ребекка уже теряла надежду. Лора пыталась приободрить хозяйку и постоянно твердила, что его могли задержать дела. Что ж, может, и так… Но кто мог поручиться, что дядя с тетей не откажут ему, когда он приедет? Они вполне могли это сделать ей назло. Более того, Ребекка вполне допускала, что тетка даже испытывала удовольствие при мысли, что все-таки выдаст ее за дряхлого старика.

– А может, хотите почитать по ролям? – продолжала уговаривать Лора. – Мы могли бы разыграть «Двенадцатую ночь». Я знаю, как вы любите эту пьесу.

Ребекка грустно улыбнулась.

– Да, действительно. Эта пьеса всегда заставляет меня смеяться. – Она помолчала, потом кивнула и добавила: – Ладно, хорошо. Итак – «Двенадцатая ночь».

Они начали с первой сцены пятого акта, и Лора еще успела произнести: «Кто вас покинул? Кто обидеть мог?» А потом вдруг послышался какой-то тихий стук со стороны окна. Обе девушки резко обернулись.

– Вы слышали, миледи? – спросила Лора.

– Птица, наверное, – сказала Ребекка; ей не терпелось вернуться к пьесе, так как начиналось ее любимое место. – «Забыл? Уже? В такой короткий срок? – продолжила она. – Позвать священника!»