С этими напутствиями мы разошлись по комнатам и стали собираться. Вопреки приказанию Олега перстень все же на палец надела, а в карман положила смертоносную ручку. Через час мы были готовы и выехали в знакомый мне отель китайской мафии, но для встречи с мафией африканской! На сей раз ехали долго, обозревая жутковатые окрестности Аккры. Никогда не думала, что придется еще раз сюда вернуться. К сожалению, большое желание решить проблему и получить деньги толкает не только в такие страшные края, но и вовсе в пропасть!
Иван и Олег выглядели сегодня просто суперски классно в легких шикарных костюмах и белых рубашках!!! На мощной груди Ивана, покрытой легкой порослью темных волос, на платиновой цепочке висел здоровый крест, отделанный вроде бы бриллиантами. Оба высокие и загорелые, с великолепными фигурами и широченными плечами, они так взволновали мою женскую половинку, что почти мгновенно я влюбилась в обоих, но в Ваньку больше, наверное, потому, что не слышала от него в свой адрес ни одного слова критики.
Впереди замаячила знакомая территория отеля. Мы прошли в почти пустой ресторан. Через пару минут перед нами предстал метрдотель – именно тот, что привел в свое время Ричарда к нам на праздник Победы. Доктор поприветствовал приятеля и представил Олега как своего гостя, всем своим видом показывая, что мы не знакомы. Приняв заказ, метрдотель переметнулся к нам. Меня он, к счастью, не узнал. Мы тоже заказали напитки и стали в ожидании аферной делегации вполголоса говорить о делах.
– Ты «бабки» на всякий случай взял? Может, сразу придется им заплатить.
– Нет, – замотал головой Иван, – не сразу. Сегодня только первый день нашего знакомства, поэтому для начала послушаем их сказочки.
На часах уже 11:55, мое сердце замерло от страха. Только бы эти два кретина Айзек и Даниэль меня не узнали! Иван накрыл мою холодную, почти ледяную, как у покойницы, руку своей надежной, теплой ладонью и прошептал:
– Без паники… А вот и они!
Я обернулась. На пороге зала, сверкая тощими острыми коленками, с совершенно жутким макияжем на помятой физиономии стояла Маргарита, которая стала теперь платиновой блондинкой, но узнала я ее только по грубым армейским ботинкам, надетым под легкое платье. На спине висел не популярный ныне модный рюкзак, а довольно обшарпанный вещмешок, именуемый нашими воевавшими дедами «сидором». Как только мадам ввалилась в зал, то тут же, как гончая, сделала стойку на Ивана и уже не могла оторвать от него своих хищных бесстыжих глаз! «Ах ты, сучка крашена!» – вспомнила я горемычную героиню блестящего фильма режиссера В. Меньшова «Любовь и голуби», уже наметила себе русского жениха, зараза!
– Ни фига, Ванюшку не получишь! – предупредила противницу ревнивая половинка по имени Баба.
Пошло виляя худосочными бедрами, как профессионалка с Тверской, Коко приблизилась к нам. Подобно очковой змее, не отрывая взгляда от Ивана, жеманно и бесцеремонно протянув моему подельнику руку, произнесла:
– А ты, наверное, Антоха, да?
Костлявая ручонка была подана, как для поцелуя, но Ванька только сухо пожал ее и равнодушно ответил:
– Да, Антон!
После Ивана свою порцию «счастья» получила и я.
– А ты Катюха, точно? – пожимая мне руку, поинтересовалась Марго, но так, как будто здесь сидело еще с десяток баб, среди которых ей требовалось угадать одну Катюху, и бесцеремонно добавила: – У тебя это на лице написано!
«Лучше на свое посмотри», – мысленно возмутилась я.
– Вы одна? – прощупал почву Ванька.
– Нет, сейчас подъедут мои родственники.
У меня пересохло в горле, и я залпом выпила стакан воды. Коко порылась в своем облезлом «сидоре» и выудила из него старый, засохший и твердый, как бетон, сувенирный тульский пряник, на котором было написано: «1975 год»!
– Извини, Кэт, с караваем незадача вышла. А это… мой тебе подарок! Столько лет для себя берегла, как-никак память о Родине, а вот теперь придется тебе отдать! Черт, зря тогда, в семьдесят шестом не съела! Я ведь из Челябинской области, деревня Голодранкино…
Да… по «сеньке и шапка», трудно, наверное, из Голодранкино переехать в Миллионерово? Но при чем тут тульский пряник?!
– ….не слыхали? – с надеждой спросила Марго.
– Нет! – хором разочаровали мы ее. «Зато, – хотела я сказать ей, – хорошо знаем шельмоватые и хитрожопые деревни «Дураково», «Обманкино» и «Лохово»!»
Под столом новоиспеченный Антон дал сигнал, слегка наступив мне на ногу, и, засуетившись, я срочно извлекла из недр своей сумочки массивный золотой браслет.
– Вот, Риточка, прими, дорогая, наш малюсенький подарочек, надеемся, что понравится!
У нашей новой подружки от изумления едва не отвалилась челюсть. Пока я надевала ей на руку это чудо российской техники, она, притихшая и ошеломленная, так и сидела с раскрытым ртом. Наконец, придя в себя и опомнившись, воскликнула:
– Боже, какая красота! Какие же вы хорошие, люди мои добрые! Спасибо вам, большое спасибо!
– Но это украшение непростое, – сделала я таинственное лицо, и почти на ухо прошептала: – Никогда не снимай его, даже ночью, он заговоренный на притяжение богатых женихов и только… белых!
По выражению лица «миллионерши» поняла, что попала в цель и браслет уже никуда с ее руки не денется. Забыв о своей поганой роли и цели, с которой она здесь, Коко стала раскручивать Ваньку:
– Антоха, а ты тоже русский?
– А что, не видно? – парировал разведчик.
– Видно… – неуверенно сказала она. Последовал новый вопрос: – А ты женат?
– Нет! – ответил мой друг, но тут же получил от меня тычок.
– Да, пока не женаты, но мы уже вместе… двадцать лет! – ляпнула я, решив вывести Марго из состояния любовной эйфории и вернуть на землю.
И только тут до меня дошла глубина сказанной глупости: выходит, Ванька стал моим сожителем, когда ему было шесть лет?! Конец света! Правильно Олег считает, что я «с приветом»!
Ритка, правда, мой аргумент не поняла и с удивлением спросила:
– Так ты, Катюха, его мать, что ли, или бабушка? Тебе же где-то за шестьдесят?!
– Нет, жена, – стиснув от ярости зубы, ответила я, а про себя подумала: «Вот сука! У самой уже пенсия перед носом, а я, значит, бабушка! Недалеко от меня ушла, а всё туда же, к молодежи цепляется!»
– Впрочем, совсем как ты, – ехидно вмешалась в разговор моя чересчур справедливая совесть, – все вы, нынешние старушенции, одинаковы, лишь бы юный самец был рядом. Ни стыда, ни совести… то есть… – прикусила она свой вредный язычок, – я-то тут, а стыда нет, потому что смаковать гадкие подробности своих сексуальных отношений с пацанятами, годящимися в сыновья, а то и во внуки, просто отвратительно! Тьфу, развратницы чертовы, про-о-о-ти-и-вно-о!
Я пропустила критику мимо ушей, хотя в чем-то была с ней согласна.