Пройдя формальности, мы очутились в комнате для свиданий. Как страшно встретиться лицом к лицу, хорошо еще рядом Розалия! Я тоже до конца не верила в столь чудесное превращение злобной гиены в благородную антилопу, но в жизни всё могло иметь место. Кроме того, я опасалась, что она, воспользовавшись моим хорошим к ней отношением, может опять заявить свои права на Фимочку, которого никому, в том числе и ей, я отдавать не собиралась.
Дверь приоткрылась. На пороге в такой же, как у всех участниц этого театра абсурда, одежде, а женщина за колючей проволокой – это всегда абсурд и нонсенс, абсолютно без косметики и от того казавшаяся моложе своих и так достаточно юных лет, появилась Валерия. Вслед за ней вошла женщина-конвоир, и, прочитав нам небольшую лекцию о том, что мы должны делать, а чего нет, закрыла за Валерией дверь. Мне показалось, что Фимкина бывшая подруга сейчас потеряет сознание, настолько девушка была потрясена и шокирована нашим с Розкой присутствием. Мы смотрели на нее, она на нас. Молчание несколько затянулось… Перед моими глазами пронеслось все, что было связано с ней: ее бесстыжая любовь с моим мужем, наш разговор в кафе, свидание в следственном изоляторе, встреча в суде и мой сыночек, связывающий нас, как пуповина мать и младенца, которого она родила и оставила мне навсегда как память об их с Ефимом коротком романе…
Боже мой, и все это мне пришлось пройти и пережить! Конечно же, я должна ее ненавидеть, как тогда, но все проходит, и в моем сердце для ненависти уже нет места, осталась только жалость к этой, запутавшейся в жизненных сетях, девчонке. Возможно, я бы ее и не простила, но то письмо… тронуло мое сердце. Сейчас она страдала так же, как ваша покорная слуга тогда, но… может быть и больше… Я опомнилась первой. Молча подойдя к ней, сказала:
– Здравствуй, детка!
И тут она, так же молча сделав шаг мне навстречу, как ребенок, обняла меня за шею и, уткнувшись носом мне в плечо, тихо и горько заплакала… Я прижала ее к себе и почувствовала, как дрожит ее тело… и своих слёз как ни старалась сдержать не могла. Краешком глаза заметила, что и Роза не осталась равнодушной к происходящему. Я гладила Леру по худенькой вздрагивающей спине.
– Ничего, деточка, все пройдет! Спасибо тебе за письмо. Теперь я буду часто к тебе приезжать, не плачь!
Успокоилась эта взрослая девочка с невероятным трудом и, еще долго всхлипывая, заикаясь и заплетаясь, говорила:
– Оля, простите меня! У меня, кроме вас, и сына больше никого нет. Прошу вас, не оставляйте меня! Пожалуйста!
– Тебя простила и все забыла, – здесь я, разумеется, слукавила, поскольку никогда амнезией не страдала, – буду к тебе приезжать, не волнуйся. Если кто обидит, скажешь, и черкни список необходимого, я всё приготовлю.
– Спасибо, – она не верила, что от нее не отказываются.
Потом мы пили чай, так любезно предоставленный конвоем, с нашими гостинцами вприкуску. Розка разговорилась и все расспрашивала Леру. Девчонка поделилась подробностями своей жизни, и надо сказать, что Фима ничуть не приукрасил, пересказав мне в свое время жуткую историю ее существования. Кошмарный сон, после которого она мечтала проснуться и очутиться в другом мире, там, где светло и уютно. Напоследок я вытащила снимок Фимочки, бесстрашно позировавшего на фоне своего персонального автомобильчика (один из моих любимых), и протянула ей. Сначала хотела подписать так: «Маме на память от Фимы», но подумала, что к материнству никакого отношения она не имеет и этот мальчик мой и только мой сын, поэтому написала просто: «На память от Фимы». Лера долго не могла оторваться от подаренной карточки, все время ее гладила и, наконец, спрятав в карман серого балахона, сказала:
– Оля, вы не беспокойтесь, я не собираюсь добиваться его возвращения. Если смогу иногда с ним видеться, буду вам признательна, а когда выйду отсюда, хочу начать жизнь с чистого листа… как вы считаете, получится?
– А то! Конечно же, получится! – бодро ответила за меня Розалия. – Всё у тебя еще будет, дорогая: и любимый муж, и детки – мне бы твои годы! – мечтательно закончила она.
О своем бывшем любовнике, Ефиме-старшем, Лера ни словом не обмолвилась. Так у меня появился еще один приемный ребенок…
После свидания я выжидающе посмотрела на подругу. Розалия правильно поняла мой безмолвный вопрос.
– Не знаю, но до конца в ее искренность я не верю! Просто она столько говна наделала, что доверять ей сложно! Вспомни, как относилась к тебе, Дарье и к Фимке! Прости, ну не могу я поверить в такие кардинальные перемены. Ладно, время покажет. Только очень тебя прошу, дорогая, не стелись перед ней и не сажай ее себе на шею, а то согнется и сломается… в смысле шея, – пояснила она.
Никого я не собиралась на себя сажать. Ни на шею, ни на голову, а лежать на мне мог только мой муж и никто другой! Но помочь пережить девчонке жизненные проблемы было необходимо, чтобы в дальнейшем оградить другие семьи от ее покушений. Если сейчас не сумеет понять своих ошибок и озлобится, то достанется всем, в том числе и нам, а посему надо поддержать ее искренние душевные порывы, что я и собираюсь делать.
После нашего возвращения домой все закрутилось, как в стремительном водовороте: встречи и консультации в Германии по поводу Танечки. Врачи заверили, что все проблемы можно решить и привести здоровье ребенка в полный порядок. Необходимо лишь время. Что касается сыночка, то Гришеньку решено было отправить в школу бизнеса. Необходимую протекцию через свои связи с удовольствием предоставил директор Гришиной гимназии (сынок был еще слишком юным для обучения в столь серьезном европейском учебном заведении), разумеется, безвозмездно.
Спустя пару месяцев после нашего с Розалией посещения колонии, как гром среди ясного неба раздался звонок. В трубке послышался мужской голос:
– Олечка, здравствуй. Это Борис!
Я растерялась. У меня совершенно не было настроения общаться с ним, тем более, что Фима однажды уже приревновал меня к нему. И как только узнал?!
– Привет, Борис! Какими судьбами? Не помню, чтобы я давала тебе свой номер!
– Извини, – коротко поправился он и, не ответив на мой вопрос, добавил: – Мне нужно поговорить с тобой об одном человеке…
Я промолчала. Ненавижу, когда меня напрягают! Какой еще человек, при чем тут я? Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что за этим последует просьба, а что же еще?! И не ошиблась.
– Я здесь в командировке всего на три дня. Не могли бы мы с тобой встретиться сегодня вечером? Днем, к сожалению, занят на объекте, – быстро добавил он.
Я размышляла. Встречаться с ним мне не хотелось, но культура и вежливость взяли вверх.
– Хорошо, знаешь, где метро «Комсомольская»?
– Найду, – коротко ответил он.
– На выходе с эскалатора, там только один выход. В 18:00 успеешь?
– Да, мне это удобно, – поспешно и обрадованно согласился он.