Я тупо уставилась на нее, но настойчиво и упрямо сказала:
– Ты думаешь? А вот и хрен тебе! Сегодня же о нем забуду и не вспомню, вот увидишь!
– Ну-ну, – усмехнулась она, – посмотрим…
В глубине дома послышался звонок в дверь. К моей подружке кто-то приехал. Розалия сама пошла встречать прибывших.
– Слышь, Розка, – высказала я ей вслед свою просьбу, – не приводи их сюда. Я не в форме, да и без косметики. Не хочу, чтобы меня такую видели, а то сразу же начнут жалеть и сплетничать, что плохо выгляжу, потому что меня муж бросил!
– Ладно, – смилостивилась Розалия и вышла за дверь.
Вот черт, принесла же кого-то нелегкая! Совесть надо иметь приходить в гости в такое время, когда люди уже почти в постели. Не сидится же этим идиотам дома! С аппетитом поглощая вкусные пирожки, стала думать о своем отъезде домой в Германию и придумывать оправдательную версию для детей, с надеждой ожидающих нашего примирения. Розалии не было минут десять. Наконец, послышался звук открываемой двери.
– Выпроводила полуночников? – спросила я, не оглядываясь. – Вот и молодец, а то шляются по ночам, не дают людям расслабиться…
Роза ничего не отвечала. Я обернулась, и… слова застряли у меня в горле. На пороге комнаты собственной персоной стоял… Ефим! Как когда-то, точно так же мы смотрели друг на друга на кухне нашего дома после уличения его в неверности и не могли вымолвить ни слова. На его растерянном лице читалась нерешительность. Он стоял на одном месте, не в состоянии сделать и шага. Ну что же, подумала я, почти сойдя с ума от радости и счастья, если Магомет не идет к горе, тогда гора сама поползет-помчится-полетит к Магомету.
Я встала, стремительно подошла к нему, уткнулась лицом в его грудь и… в то же мгновение оказалась в его сильных и нежных объятиях. Он прижал меня к себе. Стал отчетливо слышен звук его сильно бьющегося сердца, готового выскочить из груди. Я заплакала. Как же долго ждала этого момента! К счастью, на моем лице не осталось ни грамма косметики или крема, а то его такой великолепный и безупречный итальянский прикид был бы напрочь испорчен! Я плакала, а Фима гладил и гладил меня по голове, как ребенка, которого надо успокоить. Потом мое все залитое слезами покрасневшее и опухшее лицо оказалось в его ладонях и он начал с нежностью целовать мои мокрые глаза, щеки и губы.
– Ну что ты, что ты, родная, – говорил Ефим, глядя на меня такими же полными слез глазами, – никто кроме тебя мне не нужен, никто. Жить без тебя не могу и не хочу. Люблю тебя… прости меня за все неприятности и переживания, которые тебе принес… прости за всё! Никогда это больше не повторится! Таких, как ты, на этом свете нет!
Я крепко обхватила его руками и вновь прижалась щекой к его груди. Мой, мой, мой и больше ничей! Никому никогда не отдам!
– Люблю тебя, – сказала я коротко, замирая от счастья, от того, что он рядом и мы снова будем вместе и навсегда.
В дверь деликатно постучали, и мы дружным хором сказали: «Войдите». На пороге появилась моя дорогая подруга. Розалия, радостно улыбаясь, произнесла:
– Наконец-то помирились! Обмыть бы такое событие надо! Фима, ты за рулем? Ничего, оставишь автомобиль у меня и поедете на такси. Давайте, давайте за стол! – засуетилась она и, приоткрыв дверь, крикнула в глубину дома: – Люсьен, что ты там копаешься? Неси уже! Вечно надо указывать, где ты там застряла, корова? – возмущенно, но не зло, а с небольшой долей нежности обругала прислугу.
Через несколько минут с бутылкой шампанского, фужерами и закуской нарисовалась Люся. Ловко сняла с Фимы пальто и унесла в гардеробную. Мы сели с ним рядом, крепко держась за руки. Роза устроилась напротив. Фима оторвался от меня на несколько минут, чтобы открыть бутылку и разлить шампанское по хрустальным фужерам, и моя вспотевшая от потрясения ладонь снова очутилась в его крепкой руке.
– Вот видишь, – обратилась ко мне Розалия, – говорила же тебе, что будем сегодня пить шампанское с радости, а ты не верила! Давайте, ребята, за вас, чтобы больше никаких ссор и разводов, или не считайте тогда меня своей подругой!
Мы чокнулись, продолжая веселое застолье!
В голове промелькнула мысль, что я без нового роскошного белья, которое специально хотела купить для примирения с Фимкой. Да ладно, махнула на мелочи рукой, он пожелает видеть меня голой и только голой. Боже, мы так давно не были с ним близки, что я уже, наверное, и квалификацию потеряла!
– Фимочка, – обратилась я к вновь обретенному супругу, – давай-ка, хоть и поздно, позвоним ребятам. Они так надеются, что мы помиримся с тобой.
– Конечно, дорогая, прямо сейчас и позвоним.
Он набрал номер и через минуту произнес:
– Сынок, ты еще не спишь? Это папа… да и мама здесь. Гришенька, мы на днях приедем вместе. Как вы там? Хорошо следишь за сестренками? Мама сказала, что оставила тебя за старшего, – Фима замолчал и, улыбаясь, слушал, что говорит ему любимый сын, – хорошо, сынок, спасибо, передай и ты Юлии Сергеевне и девчонкам большой привет. Мамочка сама завтра вам перезвонит. Целуем вас всех.
Потом мы позвонили Элечке, порадовав ее сообщением о примирении. В ответ на наши столь радостные события Элька тоже ошеломила нас известием о своей беременности и скором появлении в нашей жизни еще одного мальчишки! Выпили и за будущего внука. Надо послать Валентине подарок, она ведь первая сказала, что все закончится не так, как я думала вначале, и про внука увидела. Какая все-таки талантливая женщина! Завтра позвоню родителям. Мамочка тоже не сомневалась, что мы снова будем вместе. «Как же я всех вас люблю, мои дорогие», – подумала я с теплотой обо всех близких и родных людях, которые поддерживали меня всё это время. Вот так всегда: и беда, и радость приходят, как обычно, только парами.
Ефим увез меня к нам домой. Мы расположились не в нашей ненавистной мне после тех ужасных событий спальне, а в гостевой комнате. Там уже для нас Анечкиными старательными руками была приготовлена постель. Обнаженные, крепко прижавшись друг к другу, лежали рядом. На своем теле я чувствовала его восставший и напряженный член, но попыток войти в интимные отношения никто из нас не предпринимал.
Я, наверное потому, что еще не пришла в себя от всего пережитого, а он – от того, что испытывал угрызения совести за все, что натворил. Мы просто лежали и наслаждались тем, что принадлежим друг другу теперь уже действительно навечно… навсегда.
– А как ты решился приехать к Розалии? – спросила я его.
– Не решился бы, – тихо ответил он. – От отчаяния ей позвонил, чтобы получить совет, что мне делать, а она сказала: «Приезжай, мириться будете». Вот я и рванул. Розалия – отличная тетка, оказывается!
– Да, отличная! – повторила я. – Если бы ты еще знал, что она пережила в своей жизни! Потом расскажу. Знаешь, а мы с ней стали настоящими подругами. Она мне очень помогла.
– И мне тоже, – поспешно сказал Ефим. – Давай купим ей какой-нибудь хороший подарок.