Трехкомнатная квартира находилась в соседнем с Ганновером городе, примерно в тридцати километрах. Всё нас устроило, и даже первый этаж не стал препятствием, потому что тут, в Германии, никто не проникает в дома с целью ограбления, наверное потому, что сбыть потом краденое очень проблематично. Здесь нет комиссионок и главное, барыг – перекупщиков краденого, которых так много в России, а имеются только блошиные рынки, на которых можно нечаянно и спалиться. Продает, например, вор украденный телевизор, и вдруг случайно подходит ограбленный хозяин… Всё, капец, прописка в казенном доме обеспечена. Кому нужны такие неприятности? Никому! Немцы – народ инертный и флегматичный – очень любят спокойствие, поэтому тут и нет такого разгула преступности, как у нас. И в первую очередь потому, что пропускная система в Германию очень строгая и путь всяким там шаромыжникам и приезжим гастролерам закрыт навсегда. Не знаю, может, кто-нибудь из вышеперечисленной нечисти и проскакивает через сито немецкой таможни, но такого сумасшедшего наплыва свободно резвящихся преступников, со всех концов СНГ и из-за рубежа наводнивших Россию, здесь, конечно же, нет!
Квартирка нам понравилась. Три уютные, просторные комнаты, так как на человека здесь положены не девять микроскопических метров, как у нас, а полноценный метраж, намного превышающий российский. Вот только ничего в этой квартире не было. Унывать по этому поводу не стоило, потому что щедрое социальное ведомство, на содержании которого мы находились всей семьей, вручило нам чеки на определенную сумму для покупки мебели. Их мы и отоварили в одном из многочисленных мебельных магазинов!
Поразительно: нас сотни тысяч, а может, и миллионы эмигрантов со всех концов мира, приезжающих на постоянное местожительство в Германию, но эта маленькая страна обеспечивает всех неимущих и малоимущих, не имеющих работы и денег на свое содержание, порой и до конца жизни. В то время как наша великая и могучая, снабжающая практически весь мир ресурсами, не в состоянии выплачивать, особенно на периферии, ни материнский капитал, ни так необходимые детские пособия, переселять людей из полуразрушенных бараков в нормальное жилье, выплачивать достойные пенсии! Или «дитя», то бишь Россия, у семи «нянек», думающих только о своем благополучии, без глазу?!
Меня трясет, когда я вижу задекларированные доходы «слуг народа»! Когда вот такой «слуга» зарабатывает в год до трехсот миллионов, а его народ, в лице моей мамы, например, медсестры с пятидесятилетним стажем, ветерана труда, получающей шестнадцать тысяч в месяц, а в год около двухсот тысяч рублей, а некоторые пенсионеры и того меньше, хочется крикнуть: «Ну, остановитесь же, наконец, шакалы, не борзейте!» Только на мой возмущенный вопль плевать они хотели, как и на сам народ! Мне непонятно, почему люди, проработавшие на благо своей страны всю жизнь, получают в год половину того, что имеют наши парламентарии в месяц?! Чем обусловлены такие зарплаты? Тем, чтобы не было коррупции? Фигня, она же просто цветет и процветает! Вроде как перед народом и не стыдно! В Думе, кстати, заседают люди далеко не бедные и не живущие на одну лишь зарплату. Хоть бы одна оппозиционная фракция взяла на себя инициативу уменьшить свои баснословные депутатские зарплаты. Нет! Перед деньгами все бессильны: и коммунисты, и либералы, и демократы! Вот такая несправедливость получается!
Господа, попробуйте приблизиться к своему народу и уравнять себя с ним в правах, тогда, может, и дело пойдет на лад?! Но загадочная Россия со своей хитромудрой, непонятной душой – это не простоватая Германия…
Несколько семей уезжали из хайма, проведя здесь необыкновенное время. Мы накрыли на улице длинный стол, в складчину купили продукты, приготовили угощение и целый вечер веселились и общались, пели и танцевали, впервые в жизни проявив полную консолидацию. Все распри были на время забыты, и вечер закончился дружескими объятиями. С кем-то из бывших обитателей лагеря для перемещенных лиц я дружу и по сей день, а с кем-то мы больше никогда не встречались. Ну что, Германия? Мы едем тебя покорять, так что держись, дорогая!
Без моего ведома Левка взял у Мышо деньги в долг! Я впала в ярость, припомнив все долговые кульбиты перестроечных времен. Ну надо же, только избавились от всей этой ерунды и снова долги! Как отдавать-то будем, с пособия, что ли? Предметы, купленные на эти деньги, конечно, необходимы, как воздух, но на их приобретение, как на предметы роскоши, социальное ведомство денег не давало. Левка купил холодильник и стиральную машину. Понемногу благоустраивалась и сама квартира: привезли мебель, которую мы приобрели на выданные нам чеки. И дом стал похож на дом!
Не повезло в одном: на нашей лестничной площадке жила многодетная мать-одиночка, имевшая в наличии целую кучу разнокалиберных пацанов от двух до семнадцати лет. Беспокойная команда! Они все время хулиганили. Периодически звонили в дверь, потом поспешно убегали, доставляя нам мелкие неприятности.
Этажом выше устроилась одна вредная тетка, которая с первого дня начала меня третировать, постоянно делая злобные замечания. То ей не нравилось, как я вымыла подъезд, а уборка лестниц своими силами практикуется в Германии почти повсеместно, то еще что-нибудь сделала не так. Повод находился всегда, не говоря уже о том, что даже поздороваться со мной она считала выше своего достоинства. Я никогда и никому себя в обиду не давала, моя Элька такая же. Помню, однажды в пионерском лагере, куда я брала ее с собой, когда работала, она, четырехлетняя крошечная девочка, схватилась в рукопашной с одним из моих учеников-первоклассников. Драка была не на жизнь, а на смерть, но ни одна сторона не желала сдаваться! Сначала я предпочла в процесс не вмешиваться, пускай сами разбираются, но видя, что ситуация уже вышла из-под контроля, растащила драчунов. Лишь тогда стойко державшаяся все это время Элечка, прижавшись ко мне, от обиды заплакала…
Мы поднялись с ней наверх к «эсэсовке», чтобы выяснить отношения и поставить ее на место.
– Что тебе надо? – грубо спросила я, глядя в перепуганное лицо престарелой «террористки». – Что ты ко мне цепляешься? Ты что, расистка, антисемитка или нацистка?!
Элька перевела, а эта грымза пролепетала:
– Нет, что вы, я тоже приезжая… из Голландии!
– Предупреждаю, – пригрозила я ей, – если еще раз сделаешь мне замечание, то очень об этом пожалеешь!
С того самого момента злобная тетка не только оставила меня в покое, но и начала приветливо здороваться! Нельзя без ответа оставлять наезды и унижения, иначе это войдет у оппонентов в дурную привычку!
И все же большинство людей в Германии весьма доброжелательны. Это продемонстрировала нам пожилая немка, госпожа Ешке, из соседнего подъезда. Увидев в окно, что приехали новые жильцы, в тот же день она пришла к нам, принеся в подарок симпатичный горшочек с цветком, и сразу же предложила забрать у нее мягкую мебель, которую собиралась отдать нам совершенно бесплатно. Мы зашли посмотреть и обалдели! Перед нашими глазами предстал почти новый роскошный диван. Его нам как раз и не хватало, так как денег на мягкую мебель уже не осталось. С тех самых пор дружба с госпожой Ешке крепла и продолжалась до тех пор, пока мы не уехали в другой город.