— Пойми! Народ в сильном брожении. Ему нужно найти виновника того, что случилось. Царь Шепсескаф умер. Скольких сил мне стоило убедить мятежников в его невиновности! В том, что фараон добровольно пожертвовал жизнью, чтобы умилостивить разгневанную птицу Бену. Оттого и лежит его мумия неоскверненной в гробнице. И почести в храмах возносятся во имя— пра-вогласного Шепсескафа-Осириса.
— Благодарю тебя, государь, — почтительно склонилась к его ногам Хенткавес. — Ты несказанно добр. Несмотря на все то зло, которое тебе причинили Хафра и его потомки.
— Да не о том сейчас речь! — с досадой отмахнулся царь. — До мести ли, когда столица фактически лежит в руинах, а в народе поселились святотатство и сомнения в могуществе Великих богов! Нужно спасать государство, вернуть в него мир и спокойствие. А это невозможно без твердой веры в богов и фараона!
Молодая женщина завороженно слушала исполненные мудрости и величия слова мужа. Да, она любила Шепсескафа. Но любила лишь телом. Ей хорошо было лежать в крепких и пылких объятиях юного супруга, восторженно, по щенячьи наслаждавшегося их близостью. Душа отлетала в райские поля Иару, когда он целовал ее, ласкал грудь и лоно. И ни разу за все годы их брака Реджедет-Хенткавес не ощущала себя государыней великой страны. Все заботы по управлению Та-Кеметом покойный владыка беззаботно свалил на плечи Реусера, целиком отдавшись любовным утехам да хлопотам вокруг постройки собственной гробницы.
Усеркаф был не таков. Да, он страстно любил свою жену, бешено наверстывая украденные у него дни и годы счастливой супружеской жизни. И при этом продолжал оставаться трезвым и расчетливым правителем.
— Что ты предлагаешь?
— Нужно проникнуть в горизонт Хуфу и, отыскав там Бен-Бен, вернуть его на прежнее место.
— Но каким образом? Гробница деда поистине огромна! Шепсескаф не раз пытался проделать это, но у него ничего не выходило!
— За все нужно браться с умом! — наставительно сказал фараон. — Правогласный Хуфу не зря интересовался планами Лабиринта Тота Носатого. Вспомни-ка сказку о нем и чародеях. В конце концов ему удалось заполучить эти планы, подкупив одного из слуг ибисоголового бога мудрости.
Царица лишь содрогнулась, представив себе дальнейшую судьбу предателя. Жрецы Тота ревниво оберегали свои тайны, хранившиеся в покоях главного храма Носатого в городе Шмуну, прозванного Лабиринтом из-за многочисленных запутанных коридоров.
— Основные переходы и тайники архитектор Хеми-ун скопировал с плана северного крыла Лабиринта. К счастью, копия этого чертежа сохранилась в архивах моего храма.
— И ты молчал?! — в негодовании воскликнула Хент-кавес, вскочив на ноги и раскрасневшись. — А ведь передай ты вовремя этот план Шепсескафу, он мог бы все повернуть и исправить!
— Я ждал своего часа, — просто ответил царь. — Ты меня осуждаешь?
Молодая женщина предпочла сменить тему:
— А что будет с Ка деда? И с его мумией? Ты же собираешься привселюдно объявить о преступлении Хуфу?
— Не беспокойся. Я позабочусь о посмертии право-гласного Хуфу. Ведь он все-таки и мой дед тоже. Его мумию я прикажу спрятать в надежном тайнике. И мумию его Великой Царственной Супруги. Гнев народа не найдет их. А роме мы объявим, что останки царя унесла разгневанная птица Бену. На Запад.
— Как ты мудр, твое величество! — восхитилась Хент-кавес и захлопала в ладоши.
На месте старого храма Ра Усеркаф возвел еще более пышную и величественную обитель Светлого Солнца, назвав ее “Крепка длань Ра”. Камень Бен-Бен занял свое прежнее место в центре храмовой площади. Однако серебряная птица Бену более ни разу не прилетала в Та-Кемет.
Разве что всего однажды. Среди ночи явилась в сновидении царице Хенткавес. Чело птицы украшала корона Атеф, состоящая из двух перьев. Низко поклонившись государыне, святая птица сказала:
— Сенеб, радуйся, о Хенткавес! Ты уже родила одного царя новой династии, да продлятся долго дни Усеркафа, восстановителя порядка в Та-Мери. Теперь настал срок растворить твое лоно, чтобы оно стало плодородным. Нынче Ра золотым дождем прольется над тобой. И в положенный срок родишь мужу двух младенцев, которые, каждый в свой черед, станут выполнять благодетельную обязанность царя во всей этой стране. И будут имена их Сахура и Нефериркара.
И свершилось все по слову птицы Бену и святой воле его величества Ра, владыки Сахебу.
…Так рассказывают. А правда ли это, ложь, кто знает?
Бетси по роду ее деятельности довольно часто приходилось сталкиваться с необъяснимыми, странными вещами. Из многих мест, которые интересны и перспективны для археолога, она, как правило, выбирала те, что были связаны с некоей тайной, чудом. То ли это заброшенные или исчезнувшие святилища вроде того, что находилось на острове Змеиный. Или известные из анналов древности мощные мифические и полулегендарные артефакты. Никакой нормальный, трезвомыслящий ученый не стал бы на ее месте гоняться за подобными химерами. Но такой уж у нее характер…
И вот, когда она оказывалась в очередном таком месте, с нею начинали приключаться таинственные происшествия. Казалось, что оживают древние, до этого мирно покоившиеся силы и властно вмешиваются в ход исследований. Некоторые из них помогали, как бы желая, чтобы и эта тайна, хранимая Клио, была раскрыта. Другие, напротив, ревниво оберегали свои секреты, всячески вредя раскопкам. У нее даже специальный термин родился: “Сакральная археология”. Девушка втайне мечтала, что когда-нибудь, когда она станет такой же тяжелой на подъем и ворчливой, как профессор Енски, то обязательно напишет об этом специальное исследование.
То, что происходило с ней здесь и сейчас, прекрасно укладывалось в уже привычную схему.
Нельзя сказать, что при виде двухметрового атлетически сложенного мужского тела, покрытого темно-матовым загаром и увенчанного вместо человеческой собачьей головой, Элизабет хлопнулась в обморок. Нет, ее ощущения можно было охарактеризовать как легкий шок. Возможно, сказалось количество выпитого спиртного, подействовавшего на психику в виде транквилизатора. Или она подспудно уже была готова к чему-нибудь этакому…
Рост существа Бетси прикинула на глаз, когда оно поднялось из того кресла, куда девушка только что метнула мокрое полотенце.
Почти полностью обнаженный здоровяк, вся одежда которого состояла из льняного гофрированного передника. Все бы ничего, если бы из-под этих импровизированных ретро-трусиков сзади не свисал длинный черный собачий хвост, заканчивавшийся кокетливой кисточкой.
И еще голова видения. Черная, собачья, с длинными стоячими ушами, узкими миндалевидными глазами, острым розовым языком, свисающим из оскаленной пасти, уснащенной кинжалообразными белыми клыками. Голова была покрыта искусно завитым париком, разделенным на три толстые пряди. Две из них по обе стороны шеи спадали существу на грудь, а третья прикрывала затылок. Ну точь-в-точь как на древних египетских изображениях и изваяниях.