Я оперлась обеими руками на стол посередине кухни и прикрыла глаза. Вспомнила, как прошлым вечером на меня обрушился поток грязи в самом прямом смысле. Так ко мне никто не относился. Я думала, толпа меня растерзает. И они, правда, готовились сделать это, но не посмели при Иваре. А теперь Ивара нет. Я одна. И я буду защищаться…
– Здравствуйте! – пропищал детский голосок.
От неожиданности пальцы разжались, и нож зазвенел по столу. Мальчик лет четырех стоял на пороге и держался одной рукой за дверь. В темных глазенках, так похожих на Милу и Лекса вместе взятых, сквозило любопытство. Смазливое личико, нос-пуговка, взлохмаченные черные волосы. Тигр на полосатой футболке и пустая кружка в другой руке.
– А как вас зовут? – поинтересовался ребенок.
Я посмотрела на нож, которым совсем недавно собиралась орудовать, и сползла на стул.
– Кира.
– Тетя Кира, а ты нальешь мне воды? – мальчик протянул кружку.
Я потерла лоб. Никогда не видела детей лекхе. Или он не такой? Фамильяр нигде не появился. На вид ребенок выглядел совсем обычным.
– Нальешь? – нетерпеливо повторил он. – Мама пошла на двор белье вешать, а она не велит самому к чайнику лезть.
Мама. Мила – его мать? Кто тогда отец? Ивар? Лекс? Господи, Лекс, скорее, ее брат. Кто-то другой? Мне предстоит увидеть еще одного лекхе? Почему у Ивара тогда своя комната в этом доме?
Я поднялась, взяла у мальчика кружку и налила воды. Ребенок встал рядом, доверчиво поблескивая глазенками. Обеими руками схватил посудину и начал жадно пить.
– А как тебя зовут? – поинтересовалась я.
– Никита.
– А где твой папа?
– У меня нет папы, – беззаботно произнес он и поставил кружку на край стола, очень близко, и я машинально отодвинула ее подальше, чтобы не упала. – А где твой фамильяр?
Я слабо улыбнулась. Никита принял меня за свою.
– У меня нет фамильяра.
– Это потому что у тебя цепь? – Он показал на кандалы.
– Нет, – я присела на корточки, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. – Это потому что я – охотник, а не лекхе.
Рот ребенка испуганно округлился. Он отступил на шаг назад, но увидев, что я не двигаюсь, осмелел.
– Ты обманываешь, тетя. Охотники не такие. У них большие клыки и огромные ноги, они волосатые и вонючие, у них много опасного оружия, и они убивают любого, кто попадется им на глаза. Они как злой волк из сказки про трех поросят, – Никита кокетливо похлопал длинными ресницами. – А ты – симпатичная, как принцесса.
Я горько усмехнулась.
– До недавних пор я то же самое думала про лекхе, малыш.
– Так где твой фамильяр? – упрямо повторил он.
Пришлось срочно придумывать что-то убедительное для детского разума.
– Он исчез, – пожала я плечами. – Просто испарился.
– Как у дяди Ивара?
– Да, – я погладила его по тонкой ручке. – А кем тебе приходится дядя Ивар?
Ребенок задумчиво почесал висок.
– Он – мой дядя. Но не такой, как дядя Леша. Дядя Леша – мне родной. А он – просто дядя. Он здесь как король. Все его слушаются. Только мама не слушается. Она кричит на него и называет идиотом. Как вчера.
Вчера? Что-то подсказывало мне, что Ивара назвали идиотом из-за меня. И правильно сделали.
– А дядя Ивар тоже кричит в ответ?
– Нет. Он сжимает кулак вот так, – Никита потряс кулачком перед моим носом. – И говорит: «Слушайся меня». И тогда мама слушается. Но потом, уже вдвоем с дядей Лешей, все равно называет его идиотом.
– А почему он живет в вашем доме?
Ребенок посмотрел на меня так, будто я спросила, не шел ли вчера дождь из лягушек.
– Потому что ему негде жить. Мы его приютили.
Король, которому негде жить. Я приложила руку к разгоряченному лбу. Что же мне со всем этим делать?
– Никита! Быстро отойди от нее!
Разъяренная Мила ворвалась на кухню, схватила сына и оттащила от меня, спрятав себе за спину. Ребенок испугался и захныкал, а его мать сверкнула глазами на нож, потом на меня.
– Я просто собиралась почистить картошку, как ты и сказала! – попыталась оправдаться я.
– Да что ты говоришь? Таким ножом ее не чистят!
И сразу же сзади в спину ударило мохнатое тело ее кошки. Раздалось шипение и угрожающее мяуканье. Острые когти впились в меня. Резкая боль. Я закричала. Закинула руки за голову. Схватила животное за шкирку и с размаху швырнула через себя в кухонный шкаф. Кошка плашмя впечаталась в дверку и грохнулась на пол. Удар получился такой силы, что будь она обычным зверем – наверняка переломала бы себе что-нибудь. Но фамильяр, как ни в чем не бывало, вскочил на ноги, готовый к новой атаке.
– Мила! Прекрати! – в дверях показался Лекс. Судя по одежде, он явился с улицы и, видимо, только вошел в дом и бросился на шум. – Вон отсюда! Я сам разберусь!
Никогда еще я не была так рада видеть этого лекхе. С облегчением выдохнула. Кошка успела здорово расцарапать меня, на спине чувствовалось невыносимое жжение.
Мила недовольно фыркнула на брата.
– Не смей приближаться к моему ребенку! – пригрозила она мне напоследок, а потом увела Никиту прочь.
Было слышно, как, удаляясь, Мила продолжает ругать плачущего сына и запугивать тем, что я хотела его убить. Кошка побежала за ними, победоносно подняв трубой хвост.
Лекс оглядел кухню, тоже задержался взглядом на ноже.
– Я не собиралась нападать на ребенка. За кого вы меня принимаете? – возмутилась я.
– Тише, охотница. Я верю. Чаю будешь? А бутерброды? – Он спокойно взял нож со стола, убрал в подставку и поставил на огонь чайник. – Я вот точно буду.
Со вчерашнего дня у меня маковой росинки во рту не было, и я с благодарностью кивнула. Села на стул, наблюдая, как Лекс щедро, по-мужски, отрезает большие ломти хлеба, вынимает масло и сыр из холодильника. Орудовал он ловко, я даже залюбовалась.
– Почему ты так легко поверил мне? – Я хотела добавить «в отличие от Милы», но сдержалась.
– Думаешь, не стоило? – намазывая кусок хлеба маслом, он обернулся через плечо, глянул лукаво.
Я пожала плечами.
– Мила права. Таким ножом не чистят картошку. Я специально выбрала самый большой.
Лекс отвернулся и продолжил занятие.
– Ты выпустила нас из клетки. Если бы не ты, у нас не было бы шансов выбраться. Ты не похожа на тех, кто убивает детей.
Он повернулся, выставил на стол чашки, бросил в каждую пакетик с чаем, налил кипятка и добавил:
– Кроме того, этот нож не из особого железа. Он безопасен.