Если внутри и трепыхалось волнение, то теперь оно утихло. В таком прекрасном месте просто не хотелось думать о плохом.
Вьющаяся роза оплетала упругими темно-зелеными стеблями выбеленный фасад дома. Здание выглядело старым. Узкие окна, старомодная лепнина по фронтону. Дом походил на какую-нибудь старую гимназию, из числа тех, которые мне доводилось видеть на страницах учебников истории.
Джип притормозил на широкой площадке перед входом. Жорж выпрыгнул, галантно открыл мне дверь и подал руку, чтобы помочь выбраться. Митяй просто поспешил в дом, не оглядываясь.
– У вас тут глаз не оторвать… – протянула я, вдыхая полной грудью чудесный пряно-пьянящий аромат роз.
– Это отец, – с улыбкой сообщил Жорж. Пока я любовалась плодами на деревьях, украдкой заметила, что он смотрит только на меня. – Если бы не родился охотником, то наверняка стал бы садовником. Здесь его страсть. Любимое хобби.
– У нас не так…
– А как у вас?
– У нас река. Она очень красивая, но холодная. Если бродить по берегу, то можно найти прозрачные камни, – я испытала почти невыносимую боль от ностальгии по родным местам. – А еще везде мох. Когда он свисает с деревьев, то напоминает лапы сказочных чудовищ. Так я в детстве воображала. Но цветов у нас нет. Мой папа посчитал бы цветник глупостью и лишней тратой сил и времени. И лес в основном хвойный.
– Значит, твой отец далек от романтики? – хмыкнул Жорж.
– Вся романтика закончилась со смертью мамы.
– Я слышал, ее убили лекхе. Все знают эту историю. Ваша семья – живая легенда.
Что-то кольнуло внутри на словах «убили лекхе». Нина посеяла во мне зерно сомнений, которое теперь никак не удавалось вытравить. Пока я подыскивала подходящие слова для ответа, на пороге дома снова появился толстый Михей.
– Ну где вы? – недовольным голосом позвал он. – Отец ждет!
– Пойдем? – Жорж повел меня к дверям, и я последовала охотно. Все-таки рядом с ним чувствовала себя комфортнее, чем в компании сурового толстяка, который замкнул процессию.
Из-за небольших окон в помещении не хватало света. Пахло душным ароматом увядших и начинающих подгнивать цветов. Где-то в глубине дома переливалась на разные голоса классическая музыка. Мы направились на звук. Я не разбиралась в композиторах настолько хорошо, чтобы понять, чья она, но сумела различить органную полифонию.
Жорж шел уверенно, его ботинки отстукивали ритм по гладким крашеным доскам пола. Митяй за моей спиной, наоборот, ступал мягко, как кошка. Только шорох одежды выдавал его присутствие. Коридор оканчивался приоткрытой дверью, из-за которой бил свет. Жорж толкнул ее и посторонился, чтобы пропустить меня вперед.
Я вошла и оказалась в рабочем кабинете. Пожилой сухопарый мужчина, одетый в подобие сюртука с высоким воротником, и впрямь седой как лунь, стоял лицом к окну, заложив руки в замок за спиной. При моем появлении он обернулся, взял со стола пульт и выключил музыкальный центр, расположенный на полке в окружении книг. Внезапная тишина ударила по ушам сильнее взрыва бомбы.
– Здравствуйте, – поприветствовала я, ощущая неловкость.
– Митя, а почему вы нашей гостье еще руки не освободили? – нахмурился глава клана, остановив взгляд на моих кандалах.
Торопливое шарканье ног за спиной подсказало, что толстяк бросился куда-то прочь. Жорж остался безмолвной тенью у дверей, будто и слово боялся вымолвить без разрешения.
– Значит, ты – дочь Хромого? – светским тоном поинтересовался Седой, разглядывая меня с головы до ног.
– Да.
– Я слышал, что твоя мать была красавицей. Ты, наверно, в нее пошла?
– Так говорят, – я пожала плечами.
Старик прошелся вдоль стены, по-прежнему держа руки заложенными назад. Чем-то даже ворону Нины напомнил своим важным видом.
– И как дела в заповеднике?
– Мы… мы справляемся, спасибо.
– И твой отец по-прежнему торгует оружием?
– В соответствии с законом, – ушла я от ответа, не понимая, к чему он клонит.
Черты лица моего собеседника разгладились, словно тот и сам понял, что начал спрашивать лишнее.
– Надеюсь, поездка была комфортной?
– Да, спасибо, – я решила умолчать о том, как толстяк чуть не выстрелил, – и благодарю за гостеприимство. Можно мне сразу позвонить папе? Очень волнуюсь.
– Конечно. Уж он-то как, наверно, волнуется! – улыбнулся старик, но взгляд его голубых глаз оставался холодным.
Седой подошел к столу, взял телефон и протянул мне. Я приблизилась и буквально выхватила аппарат, не веря своему счастью. Неужели сейчас услышу родной голос отца?! По памяти набрав номер, приложила трубку к уху. Седой внимательно наблюдал за моими действиями. С каждым гудком сердце замирало. А вдруг не ответят? Долго, так долго…
Наконец, послышался щелчок, а следом – грустный голос моего отца.
– Папа! – вскрикнула я, и глаза защипало от непрошеных слез.
– Кира? – Его голос звучал недоверчиво. – Это ты?
– Да, папа! Это я!
До моего слуха донесся судорожный вздох.
– Моя малышка… с тобой все в порядке? Где ты?
– Да! Со мной уже все хорошо! Я…
С удивительной для своих лет прытью Седой выхватил из моих пальцев телефон и отступил назад.
– Привет, Хромой, – заговорил он в трубку, – твоя девочка в надежных руках. Она в моем клане. Среди своих.
Старик замолчал, очевидно, выслушивая собеседника.
– Что вы… – начала я, но на плечо тут же опустилась рука Жоржа. И когда успел оказаться рядом?
– Ш-ш-ш, – приложил он палец к губам, – не мешай.
– Нет, лучше мы сами к тебе приедем, – продолжил Седой. – Сегодня? Нет, не успеем. – Он рассмеялся. – Нет, я пока не скажу тебе адрес. Не хочу проснуться среди ночи в собственной постели с твоим пистолетом у виска. Завтра. Мы привезем ее завтра. О своих приключениях она сама тебе расскажет.
Последовала очередная пауза.
– Да, она цела и невредима. Наша почетная гостья, – лукавый взгляд Седого пробежался по мне. – О, я не сомневаюсь! Не сомневаюсь, что ты будешь очень благодарен за спасение дочурки. Так благодарен, что наполнишь особым железом мой фургон, который я возьму с собой. Да. Целый фургон. Доверху. – Он умолк ненадолго. – А во сколько ты оценишь свою ненаглядную Киру? Да? Ну то-то же. Все. Бывай.
С довольным видом Седой убрал телефон в карман.
– Все готово, Кира. Завтра ты едешь домой.
Я не могла поверить своим ушам. Нет, не от радостной перспективы увидеть родных. От ужаса. Стоило ли бежать из поселения лекхе лишь для того, чтобы стать предметом сделки для очередных заинтересованных лиц?!