– А что же полиция? – проводив на ходу обалделым взглядом целеустремленную даму, осведомился Борян. – Нью-йоркская, я имею в виду?..
– А что полиция? Да ничего. Стрелять по толпе им официально запретили, а задерживать погромщиков с помощью всего только дубинок оказалось не так-то просто. Погромщикам ведь никто стрелять не запрещал, чем они весьма активно пользовались… Нет, задерживали, конечно, кое-кого, но тотчас же и отпускали – тюрьмы с таким наплывом контингента не справлялись…
Навстречу витязям выкатился «газик» местного полицейского отделения с большими синими буквами «ППС» на борту. «Газик», судя по просевшему до земли кузову, был забит чем-то тяжелым до отказа. Свет его фар упал на витязей – и автомобиль тут же затормозил, натужно фыркая, развернулся и скрылся в неизвестном направлении.
– Участковый местный, – определил Нуржан сидящего за рулем полицейского.
– Что-то мне подсказывает, вовсе не скрученными хулиганами забит его «газик», – прокомментировал Артур.
Позади них грохнул ружейный выстрел.
– А вот это уже серьезно, – напрягся Борян. – Ну-ка!..
Витязи брызнули в разные стороны и спустя секунду сошлись вновь – вокруг истерзанного чернявого мужичка с охотничьим карабином в руках.
– Превед, Мамед! – узнал Усачев мужичка. – Ты-то чего безобразничаешь?
– Ограбили! – задыхаясь, простонал Мамед. – Ограбили, понимаешь, начальник?! А? Магазин разбили, машину разбили, рожу разбили! Что делать, начальник? Что это такое происходит?!
– Света нет, – объяснил Усачев, ловко отбирая карабин. – Конец света… – тут же сформулировал он точнее.
– Что делать, начальник?!
Витязи переглянулись.
– Иди домой, Мамед, – помрачнев, посоветовал Нуржан. – Утром разбираться будем. Сейчас мы ничем тебе помочь не сможем.
– А кто сможет? – взвизгнул Мамед. – Если даже вы не можете?! Кто за все это отвечать будет?
Выдравшись из кольца витязей, которые его, впрочем, и не думали удерживать, он пробежал несколько петляющих шагов и вдруг снова остановился.
– Вам за все отвечать! – выкрикнул он, грозя парням окровавленным кулаком. – Вам! Вы на себя ответственность за Кривочки взяли, значит, вы и виноваты. Значит, вам и отвечать! Да!
– А ведь он прав… – проговорил Борян.
Нуржан вдруг навострился, будто легавый пес.
– Туда! – указал он наискосок по отношению к улице Ленина. – Вижу там Олега…
– Далеко? – встрепенулся и Артур.
– Далеко…
Они едва успели свернуть в ближайший переулок, как дорогу им преградил вынырнувший из тьмы Гаврила Носов. Гаврила был без шапки, под глазом его лиловел синяк, похожий на раздавленную сливу, а одно ухо было красно и больше другого по меньшей мере вдвое. В руке он сжимал самый настоящий факел, сконструированный из палки и намотанной на нее тряпицы, очевидно, пропитанной какой-то горючей жидкостью.
– Ага… – зловеще протянул Носов, пристроившись к быстро продвигавшейся вперед команде. – Вас-то мне и надо! Значит, докладываю! Кха… Не бегите так быстро, мне же трудно!.. Кха… Имелось два телевизора, новых, с повышенной четкостью разрешения, – поспевая за витязями, принялся перечислять он, будто диктуя условия задачи, – микроволновка, тостер, кухонный комбайн, шуруповерт с подсветкой…
– Два портсигара отечественных… – передразнил его Нуржан. – Зачем ты нам все это выкладываешь?
– Три ноутбука, – не сбившись, продолжил Гаврила, – пять автомагнитол и электрочайник, дорогой, красненький такой… И садовая тачка, куда это все уместилось. А меня ограбили! Кто – не видел, потому что темно. Вопрос: когда вы мне это вернете?
Витязи даже перешли с бега на шаг.
– А почему мы должны тебе это добро возвращать? – изумился Артур.
– А кто еще? – в свою очередь удивился Носов. – К ментам же не обратишься, они сами тащат в обе руки, им не до нас, потерпевших граждан…
– А где ты это все награбастал? – поинтересовался Борян Усачев.
– Там же, где и все, – пояснил Гаврила Носов. – В магазинах. Все брали, и я брал. А что, другие отоварятся, а мне в пролете оставаться? Я еще по-божески взял, кое-кто вон из особо умных машины подгоняли… И меня же и грабанули! Да еще в контрабас настучали! Кстати, за телесные повреждения мне тоже компенсация полагается…
Первым не сдержался Усачев. Схватив Гаврилу за шиворот, он повернул его к себе задом и могучим пинком отправил в придорожный сугроб.
Витязи продолжили стремительное движение. Нуржан на бегу со свистом выдохнул сквозь зубы и негромко выговорил:
– Что же это? Все, что мы делали для них, все насмарку? Стоило только наступить темноте… Вот уж истинно – Конец света…
Охотника накрыло шипящей волной победной радости. Радость переполняла его аж до того, что стало трудно дышать.
Вот сейчас все решится! Наконец-то решится! Пусть не так, как должно было быть, не так, как планировалось, пусть небывало грубо, недопустимо грязно… так, что подчищать потом придется основательно, но все равно – решится! И это ничего, что не по правилам… Его простят, Охотника. За такого сложного клиента все что угодно простят.
Охотник сжал фонарь в кулаке, раскрошив пальцами пластик, тонкий металл и стекло, превратив фигуру Трегрея из ясно видимой в темный расплывчатый силуэт. Перехватил трубу обеими руками.
Главное, что скоро все закончится. И он вернется домой.
Вокруг него оживала темнота. Тут и там заплескали огоньки зажигалок, свечей, мобильников; родились и воткнулись в черноту лучи карманный фонариков. Зазвучали голоса, испуганные, недоумевающие:
– Эй, соседи, живые там?..
– Кто знает, что бабахнуло?
– Говорят, газовый баллон рванул…
– Какой баллон! Тут не меньше чем терактом пахнет! Наверняка исламисты постарались!..
– Да на хрена ты тем террористам? Ты что – оперный театр? Или АЭС?..
Надо было спешить.
Охотник скользнул вперед, занес трубу для сильнейшего удара. Решающего удара. Окончательного. Исторического – как он тут же определил для себя – удара.
И внезапно понял, что ударить не сможет. Более того – не сможет даже ворохнуться. Что-то стиснуло его тело, залило непреодолимой вязкостью мышцы. Звуки погасли для него, зрение стало меркнуть, сливаясь с окружающей темнотой.
«Это он, – догадался Охотник. – Трегрей…»
Он рванулся изо всех сил и добился лишь того, что чуть-чуть только изменил положение тела. Витязь держал его. Непонятно, откуда он взял для этого жизненной энергии, каким образом в его израненном теле еще нашлось достаточно духа, чтобы сопротивляться, но витязь крепко держал Охотника, не давая тому приблизиться к себе.