– Присоединимся к ним или пойдём дальше?
Однако Женя явно не собирался принимать какое-либо решение, его вполне устраивало прикосновение руки Гали, и после недолгого раздумья девушка потянула его в другую комнату.
– Вы – Галина Александровна? – послышалось вдруг рядом. Девушка обернулась: к ней обращался низенький седой толстячок, пыхтевший, как будто только что бежал.
– Да, я.
Толстячок вынул носовой платок и вытер пот со лба.
– Извините, не представился. Филатов Герман Сергеевич, директор здешнего концертного зала.
Глаза девушки широко раскрылись: меньше всего она ожидала, что её станет искать человек, занимающий подобную должность.
– Чем могу быть полезна? – пролепетала она смущённо.
– Вы не могли бы дать у нас концерт?
В планах Гали концертов не было, но возникший столь неожиданно шанс заработать немного денег выглядел заманчиво.
– Конечно, могу. Когда?
– Сегодня вечером.
Галя нерешительно посмотрела на Женю: ведь этот вечер по праву принадлежит ему…
– Простите, а нельзя ли завтра?
Филатов энергично кивнул:
– Конечно, можно! Так мы ставим вас в программу?
Девушка улыбнулась формулировке «ставим вас в программу», но кивнула.
– А кто будет аккомпанировать?
– Наш оркестр!
Пермский симфонический оркестр, конечно, не мог сравниться со столичным в части регалий и призов на международных музыкальных состязаниях, но в мастерстве мало уступал московским коллегам.
– Спасибо, буду очень рада! А какой репертуар вы предпочитаете?
Филатов почему-то смущённо огляделся и прошептал:
– Ваши песни, переведённые с английского и французского!
– Репертуар «Баккара», Мари Лафоре, да?
– Да-да! Буду очень рад!
– Хорошо. Завтра утром я смогу подойти – уточнить с дирижёром концертную программу?
– О, конечно, я предупрежу его! Можно ваш телефончик?
Они обменялись номерами телефонов, и Филатов, довольный, удалился. Галя поймала недовольный взгляд администратора музея: видимо, беседа с главным местным служителем Мельпомены проходила громче, нежели уместно в этих стенах. Женя тоже смотрел жалобно: ему завтра в армию, а девушка, принявшая его приглашение, обсуждает дела с посторонними. Однако в голове кипели разные мысли, возбуждённые перспективой завтрашнего концерта, и Гале было теперь не до местных достопримечательностей.
– Женя, можно, мы просто прогуляемся?
– Да, милая, конечно!
Они спустились по лестнице и вышли на улицу. Зажмурились от яркого апрельского солнца. Если с утра было немного прохладно – ровно настолько, чтобы надеть плащ и сапожки – то теперь солнце пригревало, требуя снять плащ и недвусмысленно намекая, что через пару месяцев заставит всю Пермь ходить налегке.
– Жарко становится, – задумчиво произнёс юноша. Галя молча кивнула: её мысли были о другом. Удивительно, что в Москве, столице, западные песни если не находятся под запретом, то, можно сказать, нежелательны, а здесь, в провинции, наоборот. Или это нормально? Столица советского государства чурается всего иностранного – по крайней мере, для виду, – а глубинка не нуждается в этом показном патриотизме и слушает ту музыку, которой хочется.
– Галя, ты меня не слушаешь? – жалобно спросил Женя. Девушка вздрогнула, ей стало неудобно:
– Слушаю, только отвлеклась немного, извини. – Она почувствовала, что краснеет.
– Я хотел сказать, что… – он запнулся. – Галя, я… ещё в школе полюбил тебя. Галя, я тебя люблю! Очень хочу, чтобы ты вышла за меня замуж!
Девушка вздохнула.
– Женя, мне кажется, сегодня не стоит говорить об этом. Ты идёшь завтра в армию. Я буду писать тебе. Возвращайся – тогда и поговорим об этом, хорошо? А то, может, – она лукаво улыбнулась, – ты ещё и разлюбишь меня за два года. Другую девушку встретишь.
– Нет! Мне нужна только ты!
– И всё же давай не спешить.
Женя кивнул и понурился. Гале стало жаль его, но она не понимала, как себя вести. Обнадёжить юношу, не зная собственные чувства к нему? Ведь если честно – мало вспоминала о былом воздыхателе, пока была в Москве. Да, конечно, всё время беготня, поиски подработок, согласования, выяснения – тут не до дел сердечных. И всё же любимый человек достоин занимать больше места в мыслях. А вдруг за два года встретится тот Единственный, при виде которого сердце неумолимо скажет «Да, это он»? Девушка мягко погладила руку своего спутника. Женя молча стиснул ладонь Гали – так, что даже сделал немного больно, – но она ничего не сказала сначала. Только после паузы произнесла:
– Женя, что ты знаешь обо мне, кроме внешности и пения?
– Я люблю тебя, – упорно и глухо, будто споря с кем-то внутри себя, отозвался юноша. Снова наступило молчание: с такими словами спорить трудно.
– Но ведь ты согласен, что сегодня нам преждевременно думать о браке?
Будущий солдат вздохнул:
– Согласен. Прости, Галя, что я заставляю тебя говорить об этом. Не смог сдержаться. Я искал тебя всё это время – после нашего выпускного бала. Но мне никто не сказал, что ты в Москве.
– Иначе ты бы поехал в Москву?
– Да.
Снова пауза. Галя пыталась теперь разобраться в собственных чувствах: признания юноши пробудили в ней давно уснувшие воспоминания о первом поцелуе, о классных посиделках, о выпускном вечере, когда она танцевала вальс с Женей.
– Ты будешь киноактрисой, – заговорил он вдруг негромко, но уверенно, как будто всё точно знал. – Прославишься. А я… Мой потолок – механик автосервиса.
– Ну и что? – неожиданно для себя проронила девушка. – Думаешь, актрисы все сплошь замужем за знаменитостями? И потом, если бы ты меньше тратил время на поиски меня, сейчас учился бы в институте. Стал бы инженером, а то и великим учёным.
Женя горько усмехнулся:
– Я бы предпочёл найти тебя… пораньше.
Галя хотела было сказать, что при их равенстве в возрастах могут быть некоторые семейные проблемы – и тут же подумала: точно так же, как актрисы выходят замуж за автомехаников, сплошь и рядом встречаются счастливые пары одногодков.
– Женя, не обижайся, но я сейчас не могу ответить «да». Наверное, я слишком расчетлива, а ты романтик.
– Ты поёшь такие романтичные вещи…
– Мне они тоже нравятся, – улыбнулась девушка. – Женя, я просто не могу разобраться в своих чувствах. Сейчас я просто хочу, чтобы ты благополучно отслужил и вернулся домой, тогда и поговорим об этом… если захочешь.
– Захочу, – тоном, не допускающим сомнений, отозвался юноша.