— Молвлю вам. Видел! Как вас обоих теперича. А то и ближе! Собственными очами! И нече там кривляться, чай, не балаганщик, — Вит лег.
Подловленный Алесь пожал плечами.
— Но… Как же так? Мы ж все, как водится, сделали: и круги, и печать… — выдохнула Милава и невидяще огляделась. Алесь невольно отметил, что растерянность ей к лицу — такой хрупкой и ранимой он ее прежде не видел. Отчаянно захотелось быть подле нее всегда — сын старосты невольно приблизился.
— А где ты ее видел? — спросила Милава.
— Да тут и видел. Явилась ночью да затеяла со мной забавы — то в одно оконце постучит, то в иное, точно Алесь. Вот и решил я, что это он и есть. Добре, что хоть дверь чуть приоткрыл, лишь нечесаные седые патлы да очи без зрачков приметил, а то не бывать мне боле живым. Выпила бы кровь, и поминай как звали…
— Не надобна ей твоя кровь, Вит. За душой твоей являлась. Она ведь не захоронена, как подобает, вот и шастает. Доставит Паляндре с десяток душ, глядишь, та и расщедрится на подарок какой, — пояснила ворожея.
— Можно помыслить, что мне от таких разъяснений легче стало, — пробурчал мельник, передернув плечами.
— Я всегда подозревал, что не так ты смел, каким кажешься, — вставил Алесь и тут же потупился под укоряющим взглядом Милавы.
Вит только губы поджал. Отвечать на колкость не стал — то ли сил не хватало, то ли просто не пожелал.
— А как ты себя чувствуешь? — мягко спросила Милава, погладив мельника по руке.
Алесь, завидев это, шумно засопел. Ворожея усмехнулась, явно приметив его недовольство, но ладони не убрала, разве что гладить перестала.
— Все добре, благодарствую.
— Скажи, Вит, ты точно круг прочертил, ни одного кусочка не пропустил?
— Да где ж ему было за косой следить, ежели он занят был, — снова подначил Алесь.
— О чем ты? — не уразумела Милава.
Зато Вит, даже несмотря на побившие его лик гнойники, сделался в цвет спелой рябины.
— Он с Востой целовался, — хмыкнул Алесь.
— Не твое дело, — буркнул Вит, покраснев еще боле.
Милава только переводила недоуменный взгляд с мельника на сына старосты и обратно. Алесь расценил это, как желание узнать все, и потому продолжил:
— За хатой Кукобы.
Ворожея зачем-то потянулась к приготовленной мази и стала ее разглядывать.
— А ты иного занятия не сыскал, как за людьми подглядывать, — недовольно пробормотал Вит.
— Больно надобны мне ваши ласки, — отмахнулся Алесь. — Просто я за Милаву, э-э-э, да Восту волновался, потому и довелось на вашу пылкость любоваться.
— А ты уверен, что круг добре прочертил? — не глядя на мельника, спросила девица.
— Верь мне, Милава! Я все в точности, как ты велела, выполнил, — снова сел Вит.
— Ага, верь… Разве ты что-нибудь сумел разглядеть за лобызанием?
— Вот и надобно было самому проверить, — бросила Милава.
Алесь обиженно насупился.
— Кое-кому стоит научиться любезностям, — сказала ворожея.
— Было бы с кем любезничать, — пробурчал сын старосты, точно пытаясь испепелить Вита взглядом.
— А где Воста? — вдруг спохватился мельник. Милава и Алесь переглянулись. И то верно: Вит ведь ничего не ведает. — Чего притихли? Где она?
Милава взяла его руки в свои ладони:
— Нет ее больше. По заповедной дороге пошла.
— Как это?! Что с ней случилось? — вскочил Вит.
Ворожея опустила голову и севшим голосом добавила:
— Ее волколак задрал, когда она хворост для костра собирала.
Вит схватился за голову и заметался по избе. Ворожея грустно за ним наблюдала.
— И зачем только я вас одних покинул? Это я, я в ее смерти повинен!
— Нет! — округлила очи Милава. — Что ты! Ежели кто и повинен, так это я.
— Ты?! — разом спросили мельник и сын старосты, недоуменно уставившись на девицу.
— Это ведь я не воспротивилась, чтоб она со мной пошла. Я дозволила ей хворост собирать… — по щекам Милавы потекли горькие слезы.
— Перестань, — присел подле нее Алесь. — Ты ни в чем не повинна, так же как и Вит. Воста сама решила с тобой пойти. И кабы я вовремя не подоспел, то лежать бы тебе подле нее.
— Сделанного не воротишь, — выдохнул мельник и вернулся на лавку. — А где она?
— В твоем хлеву положили.
— Я хочу ее увидеть, — сказал Вит.
— Поутру, — вытерла слезы Милава. — Покуда ты еще слаб.
— С рассветом к батьке пойду, — перевел разговор Алесь, — да все ему поведаю. Уж он посоветует, как лучше люду обо всем растолковать. К тому же разом с ним мы скорее отыщем способ, как селян твоим настоем целебным опоить да хворь эту диковинную отвадить. Ну а ты, Милава, покуда у Вита схоронись.
Ворожея перечить не стала. На миг Алесю показалось, что она что-то замыслила, но он почти тут же отказался от подозрения — Милава уже вовсю хлопотала подле мельника.
* * *
Уже битый час Услада не находила себе места. И заснуть пыталась, чтобы ожидание занять, и косы трижды плела, а все без толку. Время тянулось и тянулось. Да ни Алесь, ни батька так и не вернулись. И больше всего она страшилась, что они уже не возвратятся. Эту пекучую думу она гнала от себя, как цепной пес бродячего кота.
Услада уже всем светлым богам молитвы да хвалу вознесла, но душа покоя так и не сыскала. Вот кабы на очи эта девка Милава попалась, так она бы разом всем пакостям да напастям конец положила! И чего батька с нею все цацкается? Никак приворотом тут попахивает. Все ж внучка Кукобы, ведьмарки черной.
Эх, ну где ж они подевались? К Лютоверу, что ль, податься?
Услада накинула гарсет на плечи да к двери подошла. Выглянула. Ночь глухая: сверчки молчат, соловьи трели таят. А темнота-то — хоть око выколи. Боязно одной идти. Притворила ладную охранительницу, скинула гарсет.
Снова не сидится. Сердце, что бешеное, колотится. Не, все ж надобно идти.
Услада взяла тесак, осторожно покрутила в руках. Здоровый! Лезвие ноготь режет. Хотя что оно супротив ведьмовства черного? Вернулась к сундучку. Достала оберег охранительный, что даже страшные чары отводит, да на шею вздела. Снова в гарсет облачилась. Отворила дверь и тут же отпрянула. На пороге стояла Кукоба: патлы растрепаны, в зловонные лохмотья кутается, бельмами вращает.
— Ты что же это? Никак оправилась? — заикаясь, спросила Услада, отступая да пытаясь дверь притворить.
— Лучше, милая, лучше. — Беззубый рот растянулся в злобной усмешке.
Вот уже порог миновала. Надо же, даже праха дедов не убоялась!