— Тогда пойдем… Погодь-ка чуток, — Милава подошла к ручью и черпнула ладошкой прозрачной водицы, испила. Холодная. А вкусная! Разве выдюжит нечистик иль какая иная недобрая сила супротив такой чистоты? Что-то в ручье привлекло взгляд. Милава склонилась ниже. Вода внезапно стала перекрашиваться в зеленый. Затем приобретать девичьи черты. В них ворожея признала Ружу. Отпрянула. Русалка снова явилась! Да чего ж ей надобно? Что сказать желает?
— Что с тобой, милая? — взволновался староста. Видать, приметил, как изменился лик ворожеи. — Иль увидала нечистика в воде?
— Все добре.
Лик в обрамлении зеленых волос вмиг исчез — лишь стоило податься старосте в сторону ручья. И как же Милаве уразуметь, что надобно Руже? Чего-чего, а русалий язык она не разумеет.
— Ну, пойдем. Поспешить надобно. Не то кузнец скроется снова.
Щекаря они сыскали аккурат подле Ласкавны, напротив кузницы, чудом не прошли мимо — так хорошо тот в кустах затаился.
— Гляди, у него весь лик в крови, — прошептал Череда. — Неужто он кого-то из селян сожрал?
— Не надобно, дядька, ничего выдумывать, покуда не выясним все до конца, — сказала Милава, а про себя устрашилась. Только этого еще не хватало. Мало, что ль, пожранного обоза, Восты да ран на теле Алеся?
Череда решительным шагом направился к другу. Присел и принялся тормошить. Изможденный лик и синяки под очами явственно сказывали, что кузнец давно не ведал полноценного отдыха. Когда же он все-таки проснулся, то тут же попытался улизнуть. Староста еле его удержал. Без помощи Милавы не обошлось.
— Вы должны отпустить меня! Я опасен для всего села, — перестал брыкаться Щекарь и вынужденно опустился на землю.
— Вот поэтому мы и пришли за тобой, — толковал Череда.
— Что, забить хотите? — обреченно предположил кузнец.
Староста и Милава переглянулись.
— Да нет же, помочь, — мягко развеяла страшные догадки ворожея.
— И как же?
— Как-как? Запрем, покуда не решим, что дальше с тобой делать, — махнул рукой Череда. Милава ожидала, что кузнец кинется наутек, но тот недвижимо сидел на земле. Его лик даже несколько посветлел.
— Ты чего это голый? — вдруг спросил кузнец.
Староста поглядел на свой обнаженный торс.
— Дык на тебя моя рубаха ушла.
Кузнец непонимающе поглядел на себя и ахнул.
— О боги! Что это? Я же весь в крови! Неужели?.. — мужик поднял очи, полные ужаса, на Милаву. Она попыталась ободряюще улыбнуться, но, видать, получилось у нее плохо. — Скорее! Скорее заприте меня! Да так, чтобы я, даже ежели в медведя обращусь, не смог бы оттуда вырваться! И никто иной снаружи не сумел бы меня отпереть! Скорее! Скорее! Покудова еще кто не погиб!
— Погодь, надобно еще придумать такое место, чтоб тебя спрятать, — взъерошил каштановую шевелюру староста.
— А чего тут думать?! На селе только два места, куда даже с тараном не пробраться, — напомнил кузнец.
— И? — нетерпеливо потребовал уточнений Череда.
— Хата Лютовера да твой хлев.
— Так, — согласился староста, — но ни одно нам не подходит.
— Ну, с Лютовером понятно. А твой хлев? Неужто жалеешь?
— Вот еще, — фыркнул Череда. — Услада не дозволит.
— Это с каких таких пор ты с ее мнением мириться стал? — подивился кузнец, даже только что зревшая паника отступила.
— Да вот стал, — нахмурился староста, — после поведаю.
— И что ж тогда делать? — растерялся Щекарь. — А может, темница?
Староста помотал головой:
— Слишком мало места. Твой волколак огромен.
Щекарь совсем поник.
— Я ведаю, куда нам тебя спрятать. — Взоры тут же обратились к Милаве. — Не надобно нам никаких крепостей. Пойдемте к Виту. Его хлев вполне сгодится.
— Он, конечно, ладный, — неуверенно проговорил староста, — да только страшусь, волколачью мощь не удержит.
Кузнец, вздохнув, поддакнул.
— А нам и не надобно, чтобы удержал. Я охранительный круг очерчу, через него волколак преступить не сможет.
Щекарь с сомнением поглядел на нее:
— Ежели ты умеешь такой круг чертить, отчего ж на болоте того не сделала?
— Оттого, что его в один миг не сотворишь. К тому ж болотная топь его бы скоро рассосала. А нам надобно, чтобы его на всю ночь хватило. В хлеву земля сухая, да и стены тебя от чужих очей скроют.
— А ежели прослышит кто? — насторожился староста. — Иль ты и звук сумеешь оградить?
— Нет, звук не смогу.
— А то и не надобно. Подворье Вита на отшибе. Не мыслю, что кто-то из селян решится ночью из хаты нос показать, тем паче к мельнице податься, — Череда с довольным видом покрутил ус.
Щекарь несмело улыбнулся.
— Вот только прежде тебе умыться надобно и с сыном поговорить, — сказала ворожея.
— С сыном? — взволновался кузнец. — А что ж я ему скажу?
— А все скажи, как есть, на духу, без утайки.
— А ежели он после этого со мной знаться не пожелает? — лик Щекаря принял такой жалкий вид, что она невольно пожалела его.
— Пожелает, — Милава одернула от мрачных мыслей. — Сердце у него доброе. Да и любит он тебя очень.
Кузнец не стал противиться. Спутники разом вернулись к ручью, чтобы хоть как-то привести Щекаря в приличный вид. Тем паче что лучше холодной воды кровь ничто не смоет.
* * *
Спутники заявились в дом кузнеца как раз кстати — Цвет с трудом удерживал Алеся, который собирался во что бы то ни стало сыскать Милаву и батьку. Ворожея порадовалась, что богатырю стало совсем добре. Раны боле не кровоточили, от язв не осталось и следа. Разве что бинты да бледность выдавали: молодецкое тело недавно хворало. Покуда Щекарь толковал с сыном в кутке, Алесь, староста и Милава пытались решить, как лучше добраться до Вита. Самым разумным было послать Цвета. Потому спутники смолкли и принялись ждать, когда мастер закончит рассказ.
Милава оказалась права — Цвет уразумел все как надобно. Рассказ закончился крепкими объятьями и заверениями сына, что он ни за что не покинул бы батьку один на один со звериной напастью. Щекарь страшился напрасно — сын даже не припомнил ему того страху, что натерпелся на купальскую ночь.
Когда молодой кузнец пошел на поиски Вита, Алесь спросил:
— А дале-то что станем делать? Ну, положим, запрем кузнеца. Ну, даруют боги — Рафал излечился да от остальных недуг отвел. Дале-то что? Ясно ведь, что не кузнец хворь на село нагоняет. А ежели ты права — и это Ружа? Неровен час, все на свои круги вернется.
— Ружа? — не понял Щекарь. Алесь принялся рассказывать про пропавшую на Купалье девицу и измену ее любого.