Подошел Балабанюк с автоматом в опущенной руке, встал рядом и тоже уставился вниз.
— Ну, и зачем ты это сделал? — пробормотал Вадим.
— Не позволю, — мотнул головой боец, — потерять родного и единственного командира. Пришлют нового, пока еще к нему привыкнешь… А вдруг засранец окажется? Не выпендривайся, командир, с чего ты взял, что смог бы одолеть этого гада? Ты себя в зеркале видел? Тоже мне, Шерлок Холмс и профессор Мориарти на краю Рейхенбахского водопада…
Вадим усмехнулся. Родным и единственным его называла только покойная жена. Приятно, черт возьми. Он качнулся, и Балабанюк тут же схватил его за плечо, оттащил от края. А потом помог добрести обратно до здания управления.
Этот путь Вадим почти не помнил. К нему бежали какие-то люди, что-то говорили, он отмахивался. Гудели машины. Мощный джип оттаскивал прицеп, перегородивший дорогу. Мелькали сочувственные лица товарищей. Гриша Амбарцумян предлагал свои услуги в качестве медсестры. Он снова отмахивался. Прибывал народ в полицейской форме, у него что-то спрашивали. Вытаскивали из здания тела террористов. Плечистый полицейский швырнул на колени единственного выжившего — плешивого. Руки преступника были скованы наручниками, в районе переносицы набухал роскошный бланш. Балабанюк кому-то объяснял, где искать тело главного террориста (если оно, конечно, не убежало), и люди устремились к лесополосе. Возник лейтенант Любавин с виноватой улыбкой, начал что-то спрашивать, сокрушаться. В иной ситуации он был бы рад этому парню, но только не сегодня! На бреющем полете, едва не касаясь крон деревьев, пролетел вертолет. Его отчаянный рев вспорол череп, просто добил. Вадим опустился на колени, стиснул виски…
Он открыл глаза. Такси, подобравшее его в аэропорту, шустро неслось по Коммунальному мосту, обгоняя попутный транспорт. Субботний день, пробок практически не было. Открылась панорама огромного города на правом берегу великой сибирской реки. Многое изменилось со времени его последнего визита. Новые белокаменные многоэтажки, справа просвечивала алая арка еще одного автомобильного моста. «Надеюсь, мы не разобьемся», — подумал Вадим и снова закрыл глаза. Слабость еще не прошла, побаливала голова, часто тянуло в сон. В полудремоте вспыхивали видения: распитие спиртных напитков в суровой компании русского спецназа, матерки Жилина, пропустившего самое интересное, пьяный Любавин, которого он зачем-то тащил на автобусную остановку в райцентре Бабаево. Отдельные видения посвящались генерал-майору Кашарину и куратору группы полковнику Панькову. Благодарность за выполненную работу, «отеческий» разнос за долгую задержку с решением вопроса, которая стоила жизни многим гражданским, трансформация обещаемого пятидневного отпуска во вполне осязаемый и реальный…
Когда он вновь открыл глаза, такси уже катило по Красному проспекту. В старом центре особых перемен не наблюдалось. Проехали «Дом под часами», кинотеатр Маяковского. Не доезжая белокаменной часовни, символизирующей центр не то Российской Федерации, не то бывшей Российской империи, машина свернула влево, пробилась через загруженные транспортом полосы проспекта и спустя пару минут уже ехала по «тихому центру», мимо старых зданий постройки сороковых годов прошлого века. Нужный дом, у которого она остановилась, являлся образцом безупречного сталинского зодчества. Его венчала элегантная башенка, на ней одинаково нарядно смотрелись бы и зенитное орудие, и скорострельная пушка. Расплачиваясь с водителем, Вадим обнаружил, что с денежной единицей в стране что-то не так. Подобные подозрения посещали его и раньше. Колеса под чемоданом тоже не желали катиться, а почему-то переваливались. Изобретение, относительно новое, еще не усовершенствованное, пришлось взять под мышку и волочь на себе. Благо подниматься надо не до последнего этажа. Домофон не работал, дверь была открыта для всех желающих.
— Господи, папка!.. — Маринка открыла дверь и повисла на его шее, став двойной обузой после чемодана. — Ты не обманул, реально приехал, вернулся, бродяга!..
Он вошел в квартиру со всем висящим на нем хозяйством, бросил на пол чемодан — в нем все равно не было ничего хрупкого. Маринка, продолжавшая висеть на нем, плакала. Ее он тоже пристроил на пол, отстранил от себя, стал разглядывать. В мире происходило что-то странное. В прошлый раз она была на голову ниже его, сейчас — на полголовы. Что будет в следующий раз, когда он посетит родные пенаты? Девочка-достань-воробушка?
— Здравствуй, родная… — Он снова ее обнял, прижал к себе, зарылся в густых волосах, вдыхая родные запахи.
— Ну, все, теперь я тебя не отпущу, — шумно выдохнула Маринка. — Приехал — так приехал. Отключаем все доступные средства связи, включая Интернет, теперь ты мой…
— Слушаюсь, моя командующая, — прошептал он. — Надеюсь, ты не придумала ничего экстраординарного?
— Придумала, — потупилась дочь. Поколебалась и, наконец, решившись, подняла голову, уставилась на него ясными светло-серыми глазами: — Я тут вот что подумала, пап… Тебе нужна женщина. На постоянную основу. Желательно, проживающая в нашем городе. Понимаешь, о чем я?
— Эй-эй, минуточку! — заволновался Вадим.
— Помолчи, пожалуйста, — сказала Маринка. — Я не глупая, понимаю, что маму не вернуть, а жить надо. Это естественный процесс. Тебе нужна женщина — если угодно, жена. Она не заменит тебе маму, а мне — тем более, но это надо сделать. Так дальше жить нельзя. Только так ты сможешь больше времени бывать дома. Я уже все продумала…
— Слушай, ты, неизвестная доброумышленница… — Он машинально заглянул в комнату — не спряталась ли там какая-нибудь невеста.
— Не волнуйся, там пока никого нет, — успокоила его Маринка. — Ты должен подготовиться. Это хорошая женщина, мать моей подруги. Ей всего-то тридцать три. Учитывая твои преклонные тридцать восемь, это очень неплохо, согласись? Сегодня вечером мы всей толпой встречаемся у нас дома. И попробуй потом сказать, что она тебе не понравилась. Сейчас я покажу тебе фотку.
Она убежала в комнату, быстро вернулась, сунула расстроенному отцу планшет, пролистала пальчиком до нужного снимка, где были запечатлены мать и дочь крупным планом. Вадим почувствовал, как где-то в глубине рождается смех. Только бы не рассмеяться вслух, а то еще подумает не то. Женщина как женщина, хорошая улыбка. Дело в другом — родная дочь натерпелась такого, что превращается в сваху. С одной стороны, это грустно… Маринка усердно подносила к его глазам планшет, смотрела на реакцию. Глупая она еще. Впрочем, ладно, ничего страшного, начал успокаивать себя Вадим, дело житейское, прорвемся. Это еще не самое страшное, что случалось с ним в жизни…