Не глядя на вестовую, по грязным щекам которой текли слёзы, Кованый щит медленно заковылял к груде сваленных доспехов. Спустя мгновение женщина развернулась, открыла дверь и вылетела в коридор.
Итковиан остановился. Посмотрел на спавших лекарей.
— Я тот, кто несёт печаль Фэнера, — прошептал он. — Я — воплощение моего обета. И всего того, что он значит. У нас ещё остались незаконченные дела. У меня остались. Узрите, я не признаю поражения.
Итковиан выпрямился, и лицо его снова приобрело безразличное выражение. Боль отступила. Скоро это всё будет неважно.
Сто тридцать семь лиц под шлемами повернулись к Итковиану. Кованый щит окинул взглядом ряды своих воинов, стоявших под струями дождя на тёмной улице. Осталось два боевых коня: его собственный — на груди скакуна краснел свежий рубец, а в глазах бушевал огонь — и чёрный жеребец Брухалиана. Вестовая держала поводья обоих.
Металлические полосы от погнутой кирасы плотно обхватывали повреждённое колено с обеих сторон, достаточно неплохо гнулись во время езды или ходьбы, в то же время поддерживали Итковиана, когда он стоял. Медная проволока скрепила прорехи в кольчуге, вес доспеха ощущала ещё слишком слабая левая рука, а кожа между шеей и плечом натянулась и горела над не до конца сросшимися тканями. Ремни поддерживали руку согнутой, чтобы та могла нести щит.
— «Серые мечи», — обратился к воинам Итковиан. — Нам предстоит работа. Наш капитан и её сержанты разделили вас на отряды. Мы идём во дворец князя. Выходим скоро. Похоже, враг сплотился в основном вокруг Пленника. Если нам доведётся встретить случайные отряды, вероятно, они будут малочисленны, скорее всего, тенескаури, и потому плохо вооружены и слабо подготовлены. Однако будьте начеку.
Итковиан обратился к единственному капитану, женщине, которая всего несколько дней назад была мастер-сержантом по подготовке капанских новобранцев.
— Сударыня, стройте в боевые порядки отряды.
Та кивнула.
Итковиан забрался на скакуна. Сконструированный буквально из ничего механизм облегчал посадку в седло. Кованый щит принял поводья от вестовой и взглянул на неё сверху.
— Капитан пойдёт вместе с солдатами, сударыня. Кто-то должен ехать на коне Смертного меча. Он ваш, новобранец. Он поймёт, на что вы способны, по тому, как вы держитесь в седле, и будет вас защищать. Не стоит мешать ему в этом.
Девушка ошеломлённо моргнула и медленно кивнула.
— Садитесь на коня и держитесь возле меня, сударыня.
Насыпь, ведущая к узким арочным воротам дворца Джеларкана, была чиста и свободна. Ворота стояли чуть приоткрытые. Впереди, в зале непосредственно за оградой, виднелось тусклое мерцание факела. Стены и капониры никем не охранялись. Барабанная дробь дождя заканчивалась у входа, дальше лежали владения тишины, которая приветствовала Итковиана и его «Серых мечей».
Ведущие взводы разведали подходы к воротам, отчитались, что врага не видно. Как и кого-либо из выживших защитников. Как и тел.
Дым и тяжёлый туман заполнили пространство между камнями, полосы дождя застили небо. Все звуки далёких сражений исчезли.
Брухалиан просил шесть недель. Итковиан дал ему меньше трёх дней. Гнетущая истина терзала его, будто лекари забыли вынуть обломанный наконечник стрелы, и он всё ещё глубоко вгрызался в тело, сжимая болью сердце.
У меня ещё есть дело.
Кованый щит держался за эти слова. Стиснуть зубы и только вперёд. Взмах закованной в латы рукой послал первых разведчиков за ворота. Спустя некоторое время вернулся один солдат, сбежав по насыпи к Итковиану.
— Сударь, — доложила женщина, — внутри есть тенескаури. Похоже, в главном зале. По звукам — пируют и веселятся.
— Входы охраняют? — спросил Кованый щит.
— Те три, что мы обнаружили, — нет.
В главный зал Джеларкана вели четыре входа. Двойные двери напротив главных ворот в привратницкой, два боковых проёма в коридоры, ведущие к комнатам охраны и гостей, и маленькая, скрытая портьерами дверца прямо за троном князя.
— Очень хорошо. Капитан, поставьте по одному взводу у боковых входов. Тихо. Шесть взводов пока ждут здесь, возле ворот. Оставшиеся пять со мной.
Кованый щит осторожно спешился, стараясь опираться на здоровую ногу. Покачнулся от внезапной боли, стрельнувшей в позвоночнике. Вестовая последовала его примеру и теперь подошла к нему. Успокаивая дыхание, Итковиан посмотрел на женщину.
— Подайте мне щит, — приказал он.
Один солдат помог ей приладить бронзовый шит к руке Итковиана, закрепил ещё один ремень на плече.
Кованый щит опустил забрало на шлеме, вынул из ножен меч, пока капитан раздавала команды пяти взводам вокруг них.
— Арбалетчики — на вторую линию, не шуметь и держать оружие на взводе, но опущенным вниз. Первая линия, стену щитов, мечи на изготовку. Опустить забрала. Сударь, — капитан обратилась к Итковиану, — мы готовы.
Он кивнул и обратился к вестовой.
— Держитесь по левую руку от меня. А теперь вперёд.
Кованый щит медленно направился вверх по скользкому от дождя склону.
Пятьдесят три безмолвных солдата следовали за ним.
Квадратную привратницкую освещал один трепещущий фонарь в скобе на правой стене. Два назначенных сюда взвода разошлись в стороны, а Кованый щит повёл свой отряд по широкому коридору к главным двойным дверям. Шум дождя скрадывал звуки.
Из-за толстых дубовых дверей доносились приглушённые голоса. Смех на грани истерики. Треск горящего дерева.
Итковиан не остановился, когда достиг входа, он использовал щит, чтобы открыть двойные двери, и вошёл первым. Когда зашагал дальше, взводы позади рассыпались, взяв под контроль свой конец длинного сводчатого зала.
Все лица обратились к ним. Истощённые фигуры в лохмотьях поднялись со стульев с противоположного края стола. Послышался звук разбитой посуды и стук упавших костей. Женщина со спутанной гривой волос пронзительно взвизгнула и быстро метнулась к молодому человеку, который сидел на троне Джеларкана.
— Дорогая матушка, — отрывисто произнёс человек, подавая лоснящуюся от жира руку женщине, однако, продолжая смотреть желтоватыми глазами на Итковиана, — успокойтесь.
Женщина схватилась за протянутую руку, упала на колени и захныкала.
— Это просто гости, матушка. Слегка припозднились и пропустили… княжеское угощение.
Кто-то в зале безумно захохотал.
Центр стола занимало гигантское серебряное блюдо, в котором развели уже почти догоревший костёр из разломанных ножек стульев и картинных рам. Над ним висели насаженные на копья останки человека с содранной кожей, их давно не переворачивали и снизу тело уже обуглилось. Ноги ниже колен отрубили, бёдра скрепили медной проволокой. Плечи заканчивались культями и тоже были обвязаны. Голова осталась, проломленная и обугленная.