Ормулогун, художник в Войске Однорукого
Гамбл, его критик
Харадас, глава каравана Тригалльской торговой гильдии
Азра Джаэль, морпех из Войска Однорукого
Корешок, из Моттских ополченцев
Хлев, из Моттских ополченцев
Пень, из Моттских ополченцев
Иов Валун, из Моттских ополченцев
Древние войны между т’лан имассами и яггутами опустошили мир. По разорённым землям маршировали огромные армии, оставляя позади груды мёртвых тел, кости мертвецов стали костями гор, пролитая кровь – кровью морей. Чародейство бушевало до тех пор, пока сами небеса не запылали огнём…
Киничик Карбар’н.
Древние истории. Том І
Маэс’ки Им (Погром Гнилого Цветка), 33-я Яггутская война
За 298 665 лет до Сна Огни
Ласточки пронзали тучи мошкары над отливной косой. Небо над болотом оставалось серым, но уже утратило переливчатое сияние зимы, а тёплый ветер над разорённой землёй нёс запах исцеления.
То, что некогда было внутренним пресноводным морем, которое имассы называли Яггра-Тиль, – морем, рождённым благодаря таянию яггутских ледовых полей, – умирало. Бледные тучи отражались в пересыхающих озерцах и лужах – глубиной разве что до колена, – которые тянулись к югу, насколько хватало глаз, но новорождённой суши было уже заметно больше, чем воды.
Когда разрушились чары, вызвавшие оледенение, в эти земли вернулась естественная смена времён года, но память о горах льда была ещё жива. Обнажившийся материковый грунт на севере был изрезан и изъязвлён, долины – наполнены валунами. Тяжёлый ил, устилавший прежде дно внутреннего моря, то и дело разрывали пузыри выходящих газов, сама земля, избавившись от невообразимого груза отступившего восемь лет назад ледника, продолжала медленно подниматься.
Жизнь Яггра-Тиль была недолгой, но слой ила на дне был толстым. И предательски опасным.
Пран Чоль, заклинатель костей из клана Канниг Тола из Кроновых имассов, неподвижно сидел на почти ушедшем в землю валуне рядом с прежней береговой линией. Склон перед ним покрывали низкая, жёсткая трава и высохший плавник. В двенадцати шагах впереди земля плавно уходила вниз, к широкой, покрытой илом долине.
Три ранага провалились в заболоченную воронку в двадцати шагах от склона. Крупный бык, его самка и детёныш попытались стать в круг для защиты. Завязшие в грязи, уязвимые, они, видимо, показались лёгкой добычей для стаи айев.
Но болото было действительно опасным. Крупных тундровых волков постигла та же участь, что и ранагов. Пран Чоль насчитал шесть айев, в том числе и годовичка. Следы указывали на то, что ещё один молодой волк долго кружил вокруг топкого места, прежде чем уйти на запад: его, несомненно, ждала одинокая смерть.
Как давно это случилось? Невозможно сказать. Ил покрывал ранагов и айев толстой, потрескавшейся коркой. Ярко-зелёные точки блестели там, где проросли принесённые ветром семена. Это напомнило заклинателю костей видения, которые открывались ему во время странствий духа, – множество обыденных подробностей сплеталось в нечто ирреальное. Для этих зверей схватка стала вечной, охотник и его жертва навсегда сплелись воедино.
Кто-то подошёл, присел на корточки рядом с заклинателем.
Пран Чоль не отводил золотистых глаз от неподвижной сцены. Ритм шагов дал понять, кто именно решил составить компанию заклинателю, а теперь стали различимы и запахи теплокровного, что выдавали гостя столь же явно, как прямой взгляд на него.
Канниг Тол заговорил:
– Что сокрыто под глиной, заклинатель?
– Лишь то, что придало ей форму, вождь клана.
– Ты не видишь в этих зверях дурного предзнаменования?
Пран Чоль улыбнулся.
– А ты?
Канниг Тол поразмыслил, затем сказал:
– Ранагов больше нет в этих землях. И айев тоже нет. Мы видим древнюю битву. Смысл этих знаков глубок, ибо они встревожили мою душу.
– И мою, – отозвался заклинатель костей.
– Мы охотились на ранагов, покуда их не стало, и тем самым обрекли на голодную смерть айев, ибо мы также охотились на тенагов, покуда их не стало. Агкоры, что ходят за стадами бхедеринов, не стали делиться с айями, и вот тундра опустела. Оттого я думаю, что мы охотились расточительно и неразумно.
– Однако нам нужно было кормить своих детей.
– Нам очень нужны были новые дети.
– Нужны и ныне, вождь клана.
Канниг Тол заворчал.
– Яггуты были сильны в этих землях, заклинатель. Они не бежали – поначалу. Ты сам знаешь, какую цену мы заплатили кровью имассов.
– И земля отдаёт сторицей эту цену.
– Служит нашей войне.
– Это тревожит душу.
Вождь клана кивнул и замолчал.
Пран Чоль ждал. Обмениваясь словами, двигаясь к сути, они пока лишь скользили по коже. Откровения плоти и кости были ещё впереди. Но Канниг Тол не был глуп, и долго ждать не пришлось.
– Эти звери – мы.
Взгляд заклинателя костей метнулся на юг, стал жёстким.
Канниг Тол продолжал:
– Мы – глина, и наше бесконечная война против яггутов отражается в борьбе зверей. – Он указал рукой вниз. – И перед нами, в образе этих созданий, которые медленно обращаются в камень, – проклятье вечности.
И это было ещё не всё. Пран Чоль молчал.
– Ранагов и айев, – продолжал Канниг Тол, – уже почти не осталось в мире смертных. Ни охотников, ни жертв.
– До самых костей, – прошептал заклинатель.
– Лучше бы тебе разглядеть здесь предзнаменование, – пробормотал вождь клана, поднимаясь.
Пран Чоль выпрямился.
– Лучше бы разглядеть, – согласился он тоном, в котором отражалась сухая, сардоническая ирония последних слов Канниг Тола.
– Сколько ещё, заклинатель?
Пран Чоль взглянул на свою тень, рассмотрел украшенный оленьими рогами силуэт, фигуру, которую можно было угадать в очертаниях мехового плаща и шкур. Солнце стояло низко, так что он казался высоким – почти таким же высоким, как яггуты.
– Завтра, – ответил Пран Чоль. – Они ослабевают. Ночь бегства ослабит их ещё больше.
– Хорошо. Тогда клан разобьёт здесь лагерь на ночь.
Заклинатель костей услышал, как Канниг Тол шагает обратно, туда, где ждали остальные. Когда опустится тьма, Пран Чоль выйдет на дорогу духовидца. Уйдёт в шепчущую землю в поисках себе подобных. Пусть жертва ослабела, но клан Канниг Тола ослаб ещё больше. Осталось менее дюжины взрослых. Когда преследуешь яггутов, разница между охотником и жертвой едва ли имеет значение.