…Трое стояли у портала, ведущего в новорождённое, безжизненное владение, и взирали на своё творение.
Затем Драконус сказал:
– Со времён Всеобщей Темноты я ковал меч. – К’рул и Сестра Холодных Ночей обернулись к нему, ибо ничего об этом не знали. Драконус продолжал: – Это заняло… долгое время, но я уже близок к завершению. Сила, вложенная в этот меч, наделена… необратимостью.
– Тогда, – прошептал, поразмыслив, К’рул, – ты должен внести изменения в план перед завершением.
– Похоже на то. Мне нужно как следует всё обдумать.
Они долго молчали, а затем К’рул и Драконус посмотрели на свою сестру. Та пожала плечами.
– Я буду беречься. В роковой час меня поразит предательство – и лишь оно. К нему невозможно подготовиться, иначе жизнь моя превратится в кошмар из вечных подозрений и недоверия. На это я не пойду. А до того дня я буду участвовать в смертной игре.
– Хотя бы, – пробормотал К’рул, – осторожнее выбирай, на чьей стороне сражаешься.
– Найди себе спутника, – посоветовал Драконус. – Достойного.
– Мудрые слова. Благодарю вас обоих.
Больше говорить было не о чем. Трое сошлись ради цели, которой теперь достигли. Пусть и не так, как сами бы того пожелали, но всё же – дело было сделано. А цена – заплачена. Добровольно. Три жизни и одна – разрушены. Для одного это стало началом вечной ненависти. Для троих – честной сделкой.
Старшие боги, как уже было сказано, воплощали явления жестокие и неприятные.
Издали зверь наблюдал, как три фигуры расстались и пошли в разные стороны. Его терзала боль, кровь пятнала белую шерсть, пустая глазница истекала алой влагой, ноги едва держали огромное тело. Зверь желал смерти, но смерть не приходила. Он жаждал отмщения, но те, кто ранил его, были уже мертвы. Оставался лишь человек, который разорил и разрушил дом зверя.
Настанет время расплатиться и по этому счёту…
И последнее жгучее желание коснулось измученной души зверя. Где-то там, среди пламени и хаоса Падения, он потерял свою подругу и остался один. Но может, она ещё жива. Может, бродит, раненая, как и он сам, по истерзанным пустошам и ищет его.
Или, возможно, бежала – от боли и ужаса – на Путь, который придал огонь её духу.
Куда бы она ни ушла – если, конечно, осталась в живых – он найдёт её.
Три фигуры вдалеке открыли Пути, шагнули – каждый в собственное Старшее Владение.
Зверь решил не идти ни за кем из них. Они были юными созданиями, если сравнивать с ним самим и его подругой, а Путь, на который она могла бежать, был намного древней владений Старших богов.
Зверя ждала опасная дорога, и страх коснулся его истерзанного сердца.
За открывшимся перед зверем порталом бушевала пронизанная серыми нитями буря силы. Он колебался лишь миг, а затем прыгнул вперёд.
И исчез.
Пять магов, адъюнкт, бесчисленные имперские демоны, а также катастрофа в Даруджистане – всё оправдывало в глазах общественности решение Императрицы объявить вне закона Дуджека Однорукого и его потрёпанные легионы. То, что это позволило Однорукому и его Войску начать новую кампанию, на сей раз в качестве независимой армии, и заключить новые сомнительные союзы, которым было суждено привести к продолжению ужасной Магической канонады в Генабакисе, можно было бы счесть случайностью. Разумеется, бесчисленные жертвы тех разрушительных времён могли бы, по милости и с разрешения Худа, озвучить совершенно противоположное мнение. Возможно, самой поэтичной деталью кампании, которую затем стали именовать Паннионской войной, своего рода предвестьем её, следует считать тот момент, когда Яггутский Тиран, шагая к своей гибели в Даруджистане, бездумно и легко разрушил единственный каменный мост через реку…
Имригин Таллобант (род. 1151).
Войны Империи. Паннионская война, 1194–1195.
Том IV: Генабакис
Воспоминания ткутся в гобелен на холодной стене —
Скажите, друзья, какая по нраву вам нить,
И я расскажу, какова суть вашей души…
Ильбарес-Ведьма. Жизнь снов
1164-й год Сна Огни
(два месяца спустя после Празднества в Даруджистане)
Год четвёртый Паннионского Домина
Телланнский год Второго Соединения
Плиты, некогда вытесанные из гадробийского известняка, а теперь разбитые и опалённые, валялись в прибрежном иле, будто неведомый бог, повинуясь сиюминутному капризу, взмахнул рукой и смёл каменный мост с лица земли. И Остряку казалось, что это не такое уж и преувеличение.
Вести о разрушении добрались в Даруджистан меньше чем за неделю, когда первые идущие на восток караваны оказались у переправы и обнаружили, что на месте надёжного моста лежит теперь лишь груда камней. Ходили слухи о древнем демоне, которого выпустили агенты Малазанской империи, он, мол, спустился с Гадробийских холмов и намеревался ни много ни мало уничтожить весь Даруджистан.
Остряк сплюнул на почерневшую траву рядом с повозкой. В этих рассказах он серьёзно сомневался. Спору нет, в ночь Празднества два месяца тому произошли разные странные события – хотя сам он, конечно, был мертвецки пьян и ничего не заметил – и полным-полно свидетелей, подтверждающих, что над городом и вправду видели драконов, демонов и даже опускавшееся Лунное Семя, но любой ритуал – настолько могущественный, чтобы разрушить целое поселение – дотянулся бы до Даруджистана. А поскольку город отнюдь не превратился в вонючую груду закопчённого камня (точнее, превратился, но не в большей мере, чем после любого общегородского праздника), значит, и ритуала никакого не было.
Нет, куда вероятней всё-таки рука бога. Или, может, землетрясение – хотя Гадробийские холмы обычно не трясёт. Но вдруг Огнь неудачно повернулась в своём вечном сне.
Так или иначе, истина была очевидна. Она лежала, валялась, рассыпавшись обломками до самых Худовых Врат и дальше. Факт оставался фактом: в какие бы там игры ни играли боги, расплачиваться всегда приходится таким, как он – бедным да голодным неудачникам.
Старый брод – в тридцати шагах выше по течению от разрушенного моста – снова ожил. Им уже сотни лет никто не пользовался, а неделя нежданных в это время года дождей превратила оба берега в болото. Переправу осаждали караваны: одни на бывшем склоне, а другие в разбухшей реке или топком болоте; а позади на дороге ждали своей очереди десятки других – и с каждым колоколом напряжение торговцев, охранников и животных нарастало.
Ждали уже два дня, и Остряк был доволен своим отрядом, который представлял собой маленький островок спокойствия. Драсти подобрался к остаткам первой опоры моста и теперь сидел на камнях с удочкой в руках. Скалла Менакис привела бесшабашную группу других охранников к фургону Сторби, который был совсем не против продавать алчбинский эль кувшинами и по заоблачным ценам. А трактирщику из-под Сольтана, которому на самом деле предназначались бочонки, просто не повезло. Если дальше так пойдёт, здесь скоро образуется рынок, а потом и целый городок, Худ его бери. Рано или поздно какой-нибудь сообразительный чинуша в Даруджистане сообразит, что неплохо бы восстановить мост, а ещё лет через десять это наконец сделают. Если, конечно, городок не станет причиной для беспокойства. А если станет – пришлют сборщика налогов.