– Расскажите о том, где они расквартированы.
– Крупные обитают в подземных коммуникациях: Вторая община забаррикадировалась на станции метро «Старая Церковь», Третья – в подвальных лабораториях Института ядерной физики, Четвертая занимает нижний ярус подземной автостоянки возле Заельницкого рынка. Мелкие общины ютятся где придется, в основном по подвалам, неподалеку от продовольственных складов и магазинов.
– Вы были в каждой из крупных общин?
– Так точно, мне частенько приходится сводить потерявших друг друга родственников.
– А теперь как эксперт в военном деле ответьте на такой вопрос: возможно ли в местах нахождения крупных общин переждать газовую атаку?
– Какую по продолжительности? – попросил уточнения полковник.
– Порядка трех-четырех часов. Пожалуй, это максимум.
– Проще всего, конечно, нам, – ответил Мотыльков после короткого размышления. – У нас герметичные двери, шлюзовая камера и система регенерации воздуха, правда, работает она от дизельной подстанции, а дизеля мы по вполне понятным причинам не заводим… Третья община тоже может без проблем пересидеть сутки-двое при полной загазованности поверхности: институтские подвалы ядерщиков ненамного отличаются от бомбоубежища. А вот Второй и Четвертой придется туговато: станция метро и гараж не самые изолированные от внешней среды помещения. Я бы определил их предел стойкости в двадцать минут – полчаса, даже при условии предварительной закупорки входов и отдушин… Значит, вопрос о газовой атаке решен окончательно?
– И бесповоротно! – кивнул Гавриил.
– Тогда я рекомендую вам одобрить следующее, – сказал Мотыльков. – По системам коммуникаций метрополитена мы могли бы перевести Вторую общину к нам. Людей в ней гораздо меньше, чем у нас, и вместе мы без проблем продержимся в полной изоляции от внешнего мира двое-трое суток – воздуха хватит. Четвертую общину – она самая маленькая – было бы рациональнее всего определить в институт ядерщиков, но в этом случае придется совершить рейд по поверхности.
– Рейд по поверхности мы организовать сможем, – заверил полковника Гавриил. – Ваше предложение, Сергей Васильевич, принято. Самые маленькие общины, которые вам известны, начинайте подтягивать к себе начиная с завтрашнего дня. Вторую и Четвертую переправим дня за три до начала операции. Соберите все противогазы, какие только сумеете раздобыть. Проверьте генераторы вентиляционных систем – возможно, придется ими воспользоваться… Впрочем, что это я здесь распоряжаюсь – вы все знаете гораздо лучше меня. Итак, господин Президент, слово за вами!
– Черт меня побери, я только что выслушал самое конструктивное предложение по ликвидации кризиса за все время с его начала! – кипучий энтузиазм, столь присущий прежнему Президенту, снова бил из него вулканом. – Газовая атака будет, пусть мне даже самому придется кидать газовые гранаты. Выводите меня наружу!
Гавриил поднял ладони, словно заслоняясь от сокрушительной волны президентского энтузиазма.
– Собирайте вещи, и можем выдвигаться хоть сей момент.
– Да о каких вещах вы говорите! – усмехнулся Президент. – Нам с ребятами только подпоясаться…
– Дальше сами! – распорядился Гавриил, останавливаясь возле разбитого танка и прекращая удерживать над Президентом и его охраной «скользкий колпак». Президент и телохранители присели на корточки, переводя дух вместе с Гавриилом: всю ночь они двигались в сумасшедшем темпе и достигли позиций землян еще затемно. Но появляться перед армейскими укреплениями следовало все-таки при солнечном свете, чтобы держащие пальцы на спусковых крючках солдаты не сочли выходящую из блокадного города группу очередной вражеской провокацией.
Позади осталось несколько километров кишащей свирепыми Сатирами территории, впереди блестели уже отчетливо различимые огни костров и полевых кухонь войсковой части. Необходимо было прошагать еще около полукилометра, но зона эта, как было заметно, считалась людьми безопасной – цепочки следов солдатских сапог испещряли тонкий снежный покров.
– Никогда бы не подумал, что обрадуюсь, почуяв этот запах, – заметил Президент, принюхиваясь к долетающему из укрепрайона дыму полевой кухни. – Простые, приготовленные на огне щи! Как я их раньше ненавидел, а теперь готов, наверное, целую кастрюлю выхлебать!
Гавриил ответил ему сдержанной ухмылкой.
– Видимо, пора прощаться, – произнес Глава Совета после того, как немного передохнул. – Рад был с вами познакомиться, господин Президент. Удачи вам – мы надеемся на вас как на наше единственное спасение.
– Что ж, пора, значит, пора, – согласился Верховный Главнокомандующий. – Я тоже был рад знакомству, господин главный рефлезианец. Вам удачи втройне. Не переживайте: о сроках я помню… Надеюсь, еще свидимся?
– Не буду лукавить: скорее всего, нет, – произнес Гавриил.
– Почему же? – удивился Президент. – Могу вам обещать, что в случае успеха операции ваше… секретное общество будет признано легальным и все вы станете полноправными гражданами России. Почетными гражданами!
– А зачем нам это? – снисходительно улыбнулся смотритель. – Нет, конечно, спасибо за честь, но я тысячелетиями жил обыкновенным человеком с минимумом потребностей и был счастлив. У меня есть имя – Гавриил, так я и хотел бы именоваться, безо всяких приставок и званий. И любой из моего окружения согласится со мной, так что покорнейше прошу меня извинить. Просто дайте нам жить, как раньше, другого не прошу… Хотя нет, одна просьба все-таки имеется: будьте впредь более осмотрительны в выборе друзей.
– Насчет этого могу поклясться вам на Конституции! – заверил Гавриила Президент и дружески козырнул ему на прощание. Смотритель отсалютовал главе государства таким же жестом, хотя ни в каком звании и ни в одной армии сроду не числился.
Через мгновение на месте, где только что стоял Глава Совета смотрителей, образовалась пустота, и лишь отпечатывающиеся словно сами по себе следы на снегу да легкие завихрения снежинок вокруг ставшей невидимой смотрительской фигуры говорили Президенту о том, что Гавриил – вовсе не мифический архангел, а реально существующий человек. Но человек, при общении с которым невольно начинаешь верить в самые невероятные сказки.
Удар грядущего дня готов принять я стоя.
Военная песня индейцев племени оджибве
Зима вошла в Староболотинск, словно Наполеон в сожженную Москву. И если раньше ей не радовались лишь работники коммунальных служб да водители, то в этом году прихода зимы не желал никто, даже дети. Седовласая старуха-зима бродила по пустым улицам, заходила в распахнутые двери и окна, в явном раздражении разбрасывала по промерзлым комнатам снег и брела дальше, обиженно воя в обесточенных проводах ледяным ветром. Холодной зиме не нравился такой холодный прием, и она недоумевала, почему в этом городе ее встречают столь недружелюбно. Откуда ей, заезжей гостье, было знать, что нынешним своим визитом она невольно помогает не горожанам, а тем, кто выгнал их из домов в темные подземелья. Впрочем, зиме было на это наплевать – ее-то ведь никто ниоткуда не выселял да и не мог выселить в принципе.