На миг весь мир замер в ожидании удара.
Потом что-то мягко, с лаской притронулось к ее щеке.
– Неалла… – Голос, этот голос. – Неалла, я должна…
Она открыла глаза. Нечто чешуйчатое и змеиное – исчезло, лишь подружка, почти старшая сестра смотрела на нее так, что едва не разрывалось ее сердце. Столько печали.
– Все умрете: эти солдаты, вы здесь. Но не я, меня они заберут с собой. Я должна сбежать, мне нужно время, чтобы сбежать, дайте мне его, прошу.
Прошу. Впервые со времени, как они познакомились, она о чем-то попросила.
* * *
– Она их изменила.
Девушка смотрела куда-то в пространство, мимо его головы, и говорила, словно стояла перед невидимой аудиторией. Пыль от выбитой двери еще не опала.
– Гверна, Алавена и Йохану. Она подошла, дотронулась до каждого, и я ощутила, как внутри словно что-то свернулось, внутри меня, будто я внезапно начала падать или возноситься, я ощутила во рту кислый вкус и… и описалась. Ох, эту Силу было не представить. А когда она дотрагивалась до них, они… они… – Одинокая слеза показалась из-под полуприкрытого века и медленно, словно со стыдом, поползла по щеке. – Они умирали. Уходили в глубь себя, а на их месте появлялись другие… другие существа. Не снаружи, а именно внутри. Потом она прошептала: «убей» – и они выскочили наружу и принялись убивать чудовищ, так быстро, что новые не успевали подходить. А она… подошла ко мне и сказала, что сама не может нарисовать себе дорогу, потому что тогда они легко ее найдут, что я должна нарисовать ей лес и горы. И наполнила мне голову Картинами. А они все время пытались выйти наружу, хотя я не хотела, не хотела, чтобы они там были! И забрали у меня все остальное. И я не помню… Ох… Мама…
Она упала и скорчилась, словно зародыш.
– Мама! Папа! Мама… Я вас… не по-о-о-омнюу-у-у… Я вас не суме-е-е-е-ею нарисовать! Мама-а-а-а!.. – завывала она с лицом, прижатым к камням. – Ма-а-а-ама-а-а-а!!
В этот миг он услышал под черепом голос. «Керу’вельн, ко мне!»
Он повернулся и шагнул к выходу.
* * *
Последний стражник умер еще до того, как Эккенхард успел доползти до дверей ближайшей камеры.
Это был не один из тех, кто взобрался наверх сразу после нападения убийцы в маске: та шестерка заняла его лишь на десяток ударов сердца. Первые двое погибли, прежде чем успели выпустить арбалеты и потянуться за мечами. На этот раз не было демонстративной скорости, размазанного движения, скрывающего десяток ударов, никакой рисовки – просто два быстрых, почти зеркальных укола, снизу, под пряжки шлемов, через мягкое нёбо прямо в мозг. «Опасный удар», – брякнул в его памяти колокольчик: в Крысиной Норе повторяли им многократно, чтобы при бое на ножах не развлекались такими ударами. Острие может застрять в кости.
Прежде чем он успел это припомнить, погибли еще двое, с мечами, наполовину выхваченными из ножен, белый убийца ворвался меж ними и отбросил к противоположным стенам коридора. Солдаты ссыпались вниз с глотками, разорванными от уха до уха, брызгая кровью и посвистывая пузырьками освобождающегося воздуха. Выронили мечи, почти одновременно схватились за горло, будучи не в силах даже вскрикнуть. Двое последних солдат кинулись вперед. Лязг, двойной, приглушенный – словно их мечи парировал деревянный клинок, и тот стражник, что, разогнавшись, проскочил мимо убийцы, остановился, с удивлением глядя на свой кулак, все еще стискивающий рукоять меча, но свисающий с запястья лишь на клочке кожи, а потом второй рукой потянулся к боку, где на кольчуге уже расплывалось багровое пятно. Именно с таким выражением на лице, исполненным недоверия, он опустился на землю и умер.
Шестой сумел отскочить, прыгнуть в сторону ступеней, пригнуться. После чего улыбнулся с вызовом и бросился в атаку. Сделав обманный выпад, метнул меч прямо в фарфоровую маску и прыгнул к убийце, приклеился к нему, обхватив руками и ногами. Взрослый, обнимающий ребенка, лишь теперь Крыса отметил, сколь худ и тонок пришелец, на полголовы ниже солдата, на ширину ладони уже его в плечах.
Они опрокинулись. Судя по фонтанам крови, ударившим в стену, стражник был уже мертв, однако оказался сверху. Выбраться из-под него заняло у убийцы несколько бесценных секунд, за которые на этаж выбрались последние четверо стражников смены. Четыре! То есть ни один не побежал вниз, не крикнул, чтобы рубили столпы, разжигали огонь, выжигая все и погребая их под обломками.
Но это уже не имело значения, убийца уже стоял на ногах, а эти солдаты, вырванные из сна, даже не успели надеть кольчуги. Однако некоторые из них прошли сквозь ад Глеввен-Он, и все они были выучены имперскими Крысами. Резня в коридоре, трупы товарищей под стенами, багряные фрески на камнях и стоящая перед ними окровавленная фигура в белом не задержали их ни на миг.
Они кинулись вперед и тоже нашли свою смерть.
И в миг, когда умирал последний из них, хрипя и булькая алой пеной, дверь в камеру девушки, рисовавшей картины, взорвалась, засыпая коридор обломками дерева и кусками стальных засовов. Огоньки лампадок мигнули под порывом воздуха, и из тени, из полутьмы выломанных дверей шагнула худощавая фигура.
Эккенхард слышал, как Гентрелл громко втягивает воздух.
– Привет, хел’заав. Ты искал меня?
Он смотрел и слушал, запоминая все подробности, не в силах забыть то, чему его учили. Говорила она на меекхане, словно жительница столицы, безукоризненно произнося слоги, с легким придыханием. Черные волосы, обрезанные неровной челкой, затеняли ее лицо, в полутьме он видел лишь маленький рот и мягкий абрис подбородка. Простая дорожная одежда могла принадлежать любой женщине с южных рубежей империи. Никаких украшений, вышивок, характерных орнаментов. Сапоги на мягкой подошве. Руки…
Что-то мелькнуло мимо него, от порыва воздуха затрепетали огоньки, и белая ярость пала на пришелицу, словно стая демонов. Руки, ноги, матовый блеск кинжалов – все размылось в неясном круговороте. Девушка должна была умереть во мгновение ока.
Она отбила нападение одним жестом. Выставила правую руку перед собою, и убийца повис в нескольких футах перед ней, словно наскочил с разбегу на невидимую стену. Отпрыгнул.
Она склонила голову набок, улыбнулась:
– Хел’заав. Я польщена. Сколько же вас?
Ответа не было, да она и не надеялась, поскольку через миг после вопроса левая рука ее рванулась вперед – и нападающий дернулся, словно почувствовав дуновение ветерка. Одежда его осталась неподвижна, но некая сила оттолкнула его назад. Молниеносно он скрестил руки перед собою, на высоте груди, наклонился, сопротивляясь чарам.
И прыгнул на девушку. Теперь она сумела удержать его футом ближе, чем в прошлый раз, он отскочил, едва дотронулся стопою до пола и тут же атаковал снова – размазанная полоса, белая смерть столь быстрая, что взгляд едва за ней успевал. Третья, четвертая, пятая атака! Все молниеносные. После шестой, которую она отбила с расстояния вполовину короче, чем первую, девушка отступила на шаг, будто впервые испугавшись и поняв, что ситуация развивается не так, как она надеялась. Пошевелила немо губами.