– Привет, Юрюн! Давно вернулся?
– Сегодня. А чего ты без молотка?
– Шутишь? Мамка сказала, что ты меня видеть хотел – отец сразу молоток отобрал. Беги, говорит, не заставляй ждать…
Экая важность – Юрюн-боотур Кустура видеть хочет! Тимир меня случайно с моим дядей, Белым Владыкой, не перепутал? Ладно, не мое дело.
– Вот, держи. Это тебе, подарок.
Кустур не спешил взять лук. Спрятал руки за спину:
– Правда мне?
– Тебе, тебе!
– А ты как же? Без лука?
– У меня другой есть. Бери!
– Ну, я даже не знаю…
– Бери! А то обижусь.
– Спасибо! Спасибо, Юрюн! Веришь, мне твой лук ночами снился…
Он ахал, восторгался, благодарил, и все как-то чересчур. Не столько радовался, сколько мне показывал, как он рад и благодарен. Раньше я такого за ним не замечал.
– Вот же ж…
Это Кустур лук натянуть решил. Тянет, тянет. До половины, и только. Нет, он честно старается. Честно-честно! Пыхтит, багровеет, тянет изо всех сил – нет, никак. Пустил ветры от натуги, засмущался:
– Тугой…
Я думал, Кустур посильнее будет. Обычный лук; не боотурский – охотничий. Что там его натягивать? Это ж не костяное чудище из оружейной мастера Кытая! Охотничий лук. Как у Манчары. Взрослый. Вот я дурачина! У Кустура-то до сих пор детский был! Об этом я не подумал…
– Привет, Юрюн!
– Привет!
Я дружески хлопнул здоровяка Вилюя по плечу. Вилюй охнул и чуть не упал. Притворяется? Вряд ли. Из Вилюя притворщик, как из гадюки стрела…
– Ты чего?!
– А чего?
– Больно же!
С опаской зыркая на меня, Вилюй отступил на пару шагов, начал тереть ладонью пострадавшее плечо. Обиделся, да. За что, спрашивается? Я ж на радостях, шутя – давно не виделись…
– Извини, я не нарочно…
Как наяву, встало перед глазами: «Ай, молодец!» – и Уот Усутаакы хлопает слугу по плечу. Плечо хрустит, рука Баранчая обвисает веревкой… Верно говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. Три дня в компании адьярая – и вот, на́ тебе!
– Прости, не рассчитал. Плечо-то цело?
Вилюй двигал плечом туда-сюда:
– Вроде, цело. Синяк будет – ого-го!
– Я не со зла…
– Да ладно, пустяки. Только ты это… Поосторожней, ладно?
– Чего – поосторожней? Чего, а?
– Привет, Юрюн!
Это Чагыл с Никусом. Вроде ж еще не вечер? И что, всех поотпускали? Ради меня? Вот ведь закавыка…
– Привет! Вот, вернулся.
По плечам я хлопать зарекся. Если Вилюя перекосило, а он самый сильный в нашей компании… Мелкие они какие-то стали. Худосочные. Вилюй, Кустур, Чагыл, Никус. Я смотрел на них сверху вниз и удивлялся: как я раньше этого не замечал?
– Расскажешь про Средний мир?
– Про Кузню, про Кузню расскажи! Ты ж там был?
– Был.
– Давай, рассказывай!
Я подбоченился, как подобает бывалому боотуру. Набрал в грудь воздуха, готовясь начать рассказ. Открыл рот – и закрыл.
Они ждали. А я молчал.
Что я им расскажу? Про Кузню нельзя. Нет, точно нельзя, и не уговаривайте. Пусть никого из моих приятелей не возьмут в перековку – лучше промолчать. А что можно вспомнить? Что?! Куо-Куо? Можно, да стыдно. Не буду я про нее рассказывать. Елю-Чёркёчёх? Колыбели, старуха-ящерица?! Нет, нельзя. Раз уж я брату ни словечка не сказал… Средний мир? Про Средний мир точно можно, только что про него рассказывать? Горы как горы, реки как реки, юрты как юрты. Дом Первых Людей – и тот в точности как наш. Скучища! Роды Сабии-хотун? Дядя Сарын и светлая Айысыт? Вот он визжит, ее призывает, вот я ночью их разговор подслушиваю…
Дудки, про это точно не надо!
С адьяраем три дня кумыс пили? Тут ничего нет: ни стыда, ни секретов. Интересно будет, наверное. Жаль, не поверят. Я б тоже не поверил, если б мне кто до отъезда про пьянку с адьяраем рассказал. Что еще? Мотылек? Гора Кюн-Туллур? Сиэги-Маган-Аартык? Сторожевая застава? Мюльдюново облако?!
Что?!
– Кыш отсюда! – грянуло над ухом.
Моих приятелей как ветром сдуло.
– Ты зачем их прогнал?
Мюльдюн смотрел на меня сверху вниз – точь-в‑точь как я перед этим на приятелей. Молчал – тоже как я. Мне бы ему спасибо сказать, а я злился: не дело это – гонять людей почем зря!
– Не лезь к моим друзьям! Понял?
Брат превратился в грозовую тучу: вот-вот громыхнет, молнией шарахнет. «А пусть попробует!» – подбодрил себя я. Я ждал, а Мюльдюн не пробовал. Ну да, сила воли. Дядя Сарын сказал: Мюльдюн у тебя толковый, у него сила воли есть. Бери с брата пример. Мюльдюн – и толковый?! Впервые такое про него услышал. Сильный – да! Но чтоб толковый?!
– Ты! – гаркнул на меня толковый Мюльдюн. – Ты, засранец!
– Я?!
– Да уж не я! Ты как с отцом говоришь?!
Про мальчишек он забыл напрочь. Все равно что мух отогнал. Улетели – и ладно, что про них вспоминать?
– Как я с ним говорю?
Мюльдюн пыхтел, кряхтел, потел: слово нужное подбирал.
– Непочтительно! Нельзя так с отцом!
– А с сыном – можно? Можно, да?!
– Он старший. Отец. Пойди, извинись!
– Ни за что! Пусть он первый извиняется!
В глотке у Мюльдюна заклокотало, как в закипающем котле. Он сделался больше, еще больше… И усох обратно. Насчет силы воли дядя Сарын был прав. Есть она у Мюльдюна. Полным-полно! Только я все равно извиняться не пойду!
– Маму до слез довел, скотина…
По-моему, у него руки чесались дать мне по шее. Всё проще, чем к чужой совести взывать. Руки чесались, и Мюльдюн спрятал их за спину, сцепил пальцы в замок. Позднее я оценил, сколь тяжкую ношу взвалил на себя Мюльдюн-бёгё. Не всякому боотуру по силам. Уговаривать, вразумлять? Никогда он этого не умел. А кто, если не он? Брат честно старался, тащил ношу в гору, из последних сил…
Когда он напомнил про маму, в груди у меня что-то ёкнуло, заныло.
– Маму да, – бросил я, набычившись. – Маму жалко. А брата от меня прятать – хорошо?
– Какого брата?
Притворяться Мюльдюн не умел совершенно.
– Нюргуна!
– Не твоё дело!
– Моё! Мой брат – моё дело!
– Заткни пасть, щенок!
– Давай, рассказывай!