Свинцовый закат | Страница: 6

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

С рациональной точки зрения, было бы проще сначала увести мертвяка обратно к могиле и уже там вернуть ему вечный покой. Вот только мог ли я вообще думать о нем так, словно он был мне не товарищем, а бездушной вещью, транспортировкой которой меня принудили заниматься? Я осознавал, что чем дольше общаюсь с воскресшим Бульбой, тем больше проникаюсь к нему сочувствием и, как следствие этого, все меньше остается во мне духу поднять на него руку, чтобы избавить от мучений. Моя спешка являла собой обычную боязнь, что когда я доведу мертвяка до могилы, то уже не сумею добить его одним решительным ударом, без колебаний и предательских эмоций. Я прожил в Зоне достаточно лет и записал на свой счет не одну человеческую жизнь, но, несмотря на это, отнимать их хладнокровно так и не научился. А тем более когда дело касалось жизни человека, с которым меня связывала давняя крепкая дружба. Это все, о чем я думал, отрубая Бульбе голову здесь, а не где-либо еще. Иных причин для спешки у меня не было.

– Будьте вы прокляты! – в который уже раз плюнул я вослед неизвестным мерзавцам, чье деяние было во сто крат отвратительнее, чем то, что я сейчас сотворил. – Все равно рано или поздно встретимся. Вот тогда и…

Что тогда случится, я договорить не успел, потому что в этот момент откуда-то с востока прилетела ружейная пуля и угодила мне аккурат промеж лопаток.

Глава 2

Выстрела я не расслышал. Но не потому, что умер, хотя в тот миг был уверен в этом на сто процентов. Просто когда я, упав со склона, прекратил кувыркаться и понял, что нахожусь в сознании, эхо вражеского выстрела уже стихло. Только растревоженные им вороны с криками носились над ложбиной, мельтеша перед глазами и усиливая мое головокружение.

Пулевой удар пришелся в предохраняющий спину щиток комбинезона, собранный из кевларовых «чешуй». К тому же, как оказалось, враг не планировал меня убивать и стрелял травматической резиновой пулей. Сообрази я это сразу, как только пришел в себя, то превозмог бы боль, и, пока подстреливший меня ублюдок бежал к ложбине, мне удалось бы скрыться от него вниз или вверх по руслу ручья. Но я распластался навзничь на траве и взирал на небо, подобно раненому князю Болконскому под Аустерлицем, будучи совершенно уверенным, что не чувствую боли из-за того, что пуля перебила позвоночник. И, стало быть, жить мне осталось считаные минуты, а в мыслях – лишь брань да злоба. Впрочем, Леня Мракобес ведь не благородный князь, чтобы на пороге смерти думать о возвышенном, и потому может умирать, не переживая о чистоте собственных помыслов…

– Али-баба, ты – урод! – раздался сверху раздраженный голос. – Я ж тебе, идиоту, сказал резинкой шмалять, а не жаканом! И что теперь будем делать, мать твою?

– А я чем, по-твоему, шмалял, Встанька?! – В голосе того, кого назвали Али-бабой, звучала почти детская обида. – Резинкой и стрелял! Не веришь, вернись, глянь на гильзу – там она, в балке, валяется!

– Тогда чего этот головоруб не корчится от боли и не кроет нас матом, а лежит как мертвый? – гневно полюбопытствовал первый говоривший.

– Почем я знаю?! – взвизгнул Али-баба. – В голову, наверное, попал!

– В спину ты ему попал, я точно видел, – вступился за провинившегося стрелка третий голос. В отличие от первых двух – совершенно невозмутимый. – Просто наш хваленый Мракобес не так крепок, как о нем болтают. Гляньте: получил по хребтине и сразу скопытился! Я всегда знал, что он без своего кореша гроша ломаного не стоит. А ну, Встанька, иди проверь, как там это тело себя чувствует? Главное, чтобы болтать могло, а остальное нам, в принципе, и не нужно.

– Че я-то? – возмутился Встанька. – Это Али-баба, снайпер хренов, его в канаву сбросил, вот пусть сам туда и лезет!

– Не ссы! – подбодрил его невозмутимый. – Вон его автомат – в ручье валяется. А вон сабля – возле мертвяка. Давай, не ерепенься. Прикроем, ежели что.

– Неправильный ты вожак, Черепок, – критически заметил Встанька. – Для справки: я с вашей компашкой только по личной просьбе твоего брата пошел. А Череп мне приглядывать за тобой велел, а не на побегушках у тебя быть! – И, обреченно выдохнув «э-хе-хе», начал спускаться по склону, осыпая меня комьями сухой глины, что вырывались у него из-под ботинок.

Его, а также Али-бабу, Черепка, Черепа и многих других их приятелей я хорошо знал. Чуть больше года назад, когда Меченый уничтожил «выжигатель мозгов» и открыл сталкерам дорогу на север, «Долг» подвергся крупному расколу. Инициатором его выступил вышеупомянутый Череп, он же – полковник Борис Черепанов, прежде – влиятельный долговец, бывший некогда наряду с Петренко одним из приближенных к Воронину офицеров. Надо заметить, что раскол в клане назревал давно, а заявление генерала о том, что «Долг» отказывается участвовать в штурме Саркофага, стало последней каплей, переполнившей терпение Черепа и его единомышленников. Их братия постоянно роптала на политику Воронина и требовала от него более решительных действий в отношении враждебных нам кланов. Генерал в свою очередь всегда осуждал подобный радикализм. Вступать в открытую конфронтацию со всеми, кто не разделял идеалы «Долга», означало развязать в Зоне полномасштабную войну, чреватую немалыми человеческими жертвами. Если кто и выиграл бы от этого, то только «Монолит». Будучи самой могучей силой в Зоне, он попросту позволил бы «Свободе», «Долгу», наемникам и прочим группировкам сначала обескровить друг друга, а потом нанес бы по ним добивающий удар и стал единовластным хозяином Зоны.

По этой же причине Воронин не повел нас на ЧАЭС, куда так рвался Борис. Генерал предвидел, что оборона сектантов запросто отразит неорганизованную стихийную атаку, какой бы массовой она ни была. Что в итоге и случилось. Ослушавшаяся приказа фракция Черепанова – а это ни много ни мало была практически четверть нашего клана! – также понесла серьезные потери и отступила, скрывшись в районе Свалки и Темной Долины. Где по сей день, именуя себя отрядом «Буян», грызлась с остатками другого изрядно потрепанного при штурме клана – «Свободы». Оттуда же, очевидно, прибыла и подкараулившая меня группа раскольников во главе с младшим братом Черепа – Веней Черепком. На кой только хрен, хотелось бы знать?..

Я пошевелил руками-ногами и отметил, что Черепок прав: я действительно впал в пораженческое настроение от банального удара по спине, пусть и крепкого. Стыд и срам! В приличном сталкерском обществе за это засмеять могут. Теперь думать о бегстве было поздно, о сопротивлении – глупо, а о самоубийстве – неохота. Да и не станут они расстреливать меня, надумай я броситься под их пули с воплем «банзай!». Не прикончили сразу, сейчас не прикончат и подавно. Влепят в живот еще одну резиновую пулю, а потом ботинками по ребрам пройдутся для острастки. Сказал же Веня: делайте с Мракобесом что хотите, лишь бы он разговаривать мог.

Вот только о чем мне с ними толковать? У нас и прежде не находилось общих тем для разговора, а за тот год, что мы не виделись, я даже здороваться с «буянами» расхотел. А вот они, кажется, нет. Разве только их нынешнее приветствие даже близко не напоминает пожелание доброго здравия.

– Как самочувствие, Мракобес? – участливо поинтересовался Встанька, держа меня на мушке автомата. – Сам идти сможешь? А то ежели придется тебя еще из канавы на своем горбу тащить, боюсь, мой радикулит мне этого не простит.