– Опять ни с чем, – прошептала Яна, проследив за ней. – Сейчас начнётся…
– Может, хватит уже ей сестричку пилить? – так же шёпотом ответила Юэмэй.
– В самом деле… Думаю, пришло время для серьёзного разговора. Плод созрел.
Плод, судя по всему, не только созрел, но и малость перезрел.
Из-за двери доносился приглушённый, но от этого не менее раздражённый голос Таофан, клявшей всё на свете. Досталось и «этому захолустью», и «негодным чиновникам», на которых она всенепременно пожалуется, и «непочтительным простолюдинам», упорно не желавшим наниматься к ней в услужение, и сыну с невесткой, и пищащему младенцу. Злословием были обойдены лишь хозяева дома, и то только потому, что это было бы совсем уж вопиющим нарушением установлений. Суеверия насчёт неблагодарных гостей тоже бытовали, нарушать законы гостеприимства не рисковал ни один уважающий себя представитель торгового сословия. Но вскользь досталось и Юншаню с женой, как представителям сословия ремесленного, стоявшего в иерархии империи на одну маленькую ступеньку ниже купцов.
– Вы снова не наняли слуг, матушка. – Яна услышала негромкий, но твёрдый голос Ливэя. Он не спрашивал: констатировал факт. – До каких пор это будет продолжаться? Сколько ещё времени мы будем обременять достойных людей?
– Но что же мне делать, сынок? – сокрушалась Таофан. – Я пыталась нанимать сама и через посредника. Едва чернь узнаёт, что найм идёт от моего имени… Можно подумать, мы прокляты.
– Не могу судить, так ли это, матушка, но отныне наймом буду заниматься я…
– Сынок, ты же слаб ещё, куда тебе?
– …или моя жена, – Ливэй закончил недосказанную фразу. – Вам же следует отдохнуть, матушка. Нас постигло большое горе. Я желаю принести в храм дары в память об отце и хочу посоветоваться с вами насчёт этого. Но забота о доме и семье отныне лежит на мне.
– Сынок, как ты можешь! Ведь я же твоя мать! Я… Ты… Что сказал бы отец?!
– Что главой семьи должен быть мужчина. Не спорьте, матушка, я не хочу, чтобы вам сделалось дурно…
Яна на цыпочках, стараясь не шелестеть напольными циновками, тихонько вернулась на кухню. Юэмэй мышкой скользнула к ней.
– Кажется, вмешательство не требуется, – с усмешкой проговорила мать. – Если Ливэй до завтра не сдастся – всё, мамаша потеряла власть.
– Как много зависит от матери… – по-взрослому вздохнула малышка. – Моя прежняя мать… Если бы она была хоть вполовину такой, как ты, я бы не сделала тогда большую глупость и не выбрала дворец.
– Постой, разве император позволил тебе выбирать?
– Я ему очень понравилась, и он был незлым человеком. Он сказал: мол, выбор за тобой. А что такое императорский дворец для деревенской девчонки? Это красивые наряды, драгоценности, высокое положение, собственные слуги… И чем всё обернулось?.. Мать не сумела воспитать меня сильной духом, а я не старалась такой стать, пока не получила от судьбы по голове. Теперь буду умнее.
– Предпочтёшь хижину дворцу? – лукаво усмехнулась Яна.
– У жены кузнеца больше свободы, чем у императорской наложницы.
– Не суди по мне, – возразила мать. – Я тут исключение из правил – женщина-кузнец. Посмотри, как живут наши соседки, и решай, хочешь ты жить так же или нет.
– Но я хочу научиться у тебя… Ты же делаешь железные цветы, оружие. И я буду. Когда вырасту. Научи меня. Пожалуйста.
– Уверена, что потянешь?
– Я же твоя дочь.
– М-да. Упрямством ты, прямо скажем, в дедушку пошла… – усмешка Яны вышла кривоватой. – Учти, раньше десяти лет тебя никто к работе не подпустит.
– Я подожду.
– Работа тяжёлая.
– Я буду стараться.
– Хорошо хоть не обещаешь сразу всё выдержать.
Юэмэй, словно котёнок, потёрлась щекой о ладонь матери.
– Спасибо, мам…
Расчерченный полосками рамок прямоугольничек окна был уже совсем тёмным. Со двора доносились приглушённые голоса: Юншань и Фэнь заканчивали ладить петли на воротах уже при свете бумажных фонариков. Из комнаты, где обитало семейство Чжоу, не доносилось больше ни звука: видимо, отношения выяснены, и говорить больше не о чем. Дети давным-давно спали. И лишь из каморки слуг доносилось тихое монотонное пение: это Хян сидела за пряжей и убаюкивала песней собственную дочь – тихую и пугливую, как мышка, трёхлетнюю Сюинь, крайне редко показывавшуюся на людях… Ранняя осень на дворе, восход и закат делят день почти пополам. Вечера стали прохладными, а ночи – совсем холодными. Яна с дочерью растопили плиту и открыли заслонку, отводившую горячий воздух в кан, отапливавший дом. На шум из каморки высунулась кореянка и, всплеснув руками, с причитаниями бросилась разогревать незатейливый ужин для своего супруга. Переглянувшись с дочкой, Яна придвинула поближе горшочек с мясными пирожками и поставила его греться на пару… Жизнь шла своим чередом. Всё было как прежде.
Почти.
После тщательно откондиционированного воздуха офисов и насквозь продымлённых улиц многомиллионных городов здесь дышалось непередаваемо легко. Сухой степной ветер колыхал ковёр жёлтой – осень ведь – травы и нёс запахи… Упоительные, пряные запахи. Такие невозможно воспроизвести никакими ароматизаторами.
Запахи лихой степной свободы.
Ни он сам, ни его предки поколений на сорок этой свободы не знали. С тех самых пор, как переселились с материка на острова. Так откуда у него это головокружение и желание пришпорить коня?..Жаль, что нельзя было взять прадедовские катану и вакидзаси. Не придумали их ещё. Одеваться ведь пришлось в соответствии с эпохой, а японская знать в это время по вооружению и манерам не слишком сильно отличается от китайской. Эпоха Нара… Хотя нет, эпоха Нара начнётся лишь через восемь лет, но одеваются японцы сейчас именно так… Более того, жители островов этой эпохи заслуженно считаются на материке злобными нищебродами, хотя пускают соседям пыль в глаза блеском императорского двора. Потому не стоит рассчитывать на тёплый приём. Конечно, знатному чужестранцу окажут должное почтение, но Кацуо прекрасно знал, как можно оскорбить самыми вежливыми словами. Китайцы эпохи Тан в этом смысле могли бы дать фору даже японцам эпохи сёгуната Токугава.
– Вон она, кузнечная слобода, – проводник махнул рукой в сторону столба дыма. – Сейчас рабочий день в разгаре. Они все там.
– Очень хорошо. Пойди к мастеру Ли и предупреди о моём визите. Скажи – явлюсь за час до заката.
Проводник кивнул и ударил коня пятками.
Хороший парень, исполнительный, талантливый, но не очень умный и с дикими заскоками насчёт чистоты крови. Стоило огромного труда убедить его не изводить под корень ту женщину и её детей, рождённых от китайца. У него тот же дар, что и у дамочки – защитный. При таких условиях проиграет не тот, кто слабее, а тот, кто напал. Не стоит разбрасываться ценными кадрами.