Зятёк мастера и его мама округлили глаза. Значит, они одни были не в курсе? Забавно.
– Покупка меча, само собой, не главная ваша цель, – продолжил тысячник.
– Вас нисколько не удивил мой ответ, господин, – Кацуо учтиво поклонился. – Преклоняюсь перед вашей проницательностью, и…
– Ближе к делу.
Вот даже как. А этот табгач, выходит, серьёзный человек. Современного склада. С таким обычные фокусы, безотказно действующие на людей восьмого столетия, не пройдут.
– У меня дело к госпоже этого дома, супруге мастера Ли, – Кацуо, несмотря на деловой настрой тысячника, продолжал говорить учтиво, высоким стилем. – Раз уж мой господин настаивает на разговоре в открытую, не стану уверять, что целью моего визита является меч… хотя от покупки меча также отказываться не стану.
Тысячник впервые за всё время изобразил нечто наподобие усмешки и выразительно взглянул на мастера. Видимо, эти двое давно и очень хорошо знают друг друга, если способны вот так со смыслом переглядываться, оставляя посторонних беситься от непонимания.
– Меч – неплохой предлог, – проговорил мастер. – Пусть все прочие продолжают считать, что господин… прибыл с островов за мечом. У меня сейчас имеются четыре клинка на продажу, и господин сможет купить один из них, если пожелает. Но сперва пусть господин скажет, что ему потребно от моей жены.
А дамочка ведёт себя образцово: сидит, чинно сложив ручки и потупив глазки. Ни дать ни взять послушная ханьская женщина. Только Кацуо на её счёт не обольщался. Краткая характеристика в её досье гласила: «Бизнес-леди с опытом успешных деловых переговоров, обладает большими актёрскими способностями». Эта ласково улыбнётся в глаза тому, кого захочет убить, и горько разрыдается, даже если мысленно будет торжествовать победу. И ей будешь верить. В том и заключается актёрский дар. Дядюшка у неё в этом смысле был такой же… Интересно, о чём она сейчас думает? Жаль, у него иной дар… не чтение мыслей.
– Прошу почтенного мастера простить чужеземца, – Кацуо учтиво кивнул оружейнику. – У вашей супруги имеется вещь, которую я хотел бы купить. Ранее эта вещь принадлежала… моему начальству, и досталась госпоже по чистой случайности. Моё начальство было очень недовольно. Мне было приказано вернуть эту вещь. В средствах я не стеснён, посему ваша супруга сможет назначить любую цену. Серебро, золото, драгоценности, самоцветы, редкие ткани – всё, что угодно.
– Что скажешь господину гостю? – мастер обратился к жене.
Женщина, секунду поколебавшись, изящным движением подняла руки к затылку и, расстегнув толстую цепочку, сняла ключ. Ещё несколько мгновений она раздумывала, держа кулон в руках, но, придя к какому-то итогу, всё же положила его на столик.
Ключ, глухо стукнув о тёмное лакированное дерево, замерцал тусклым серебром в свете бумажных фонариков, коими были увешаны все потолочные балки в комнате. В унисон с ним глухо стукнуло сердце Кацуо.
Достаточно лишь протянуть руку и пожелать переноса.
Достаточно лишь протянуть руку…
Если бы не её дар. Если бы не её чёртов дар, он бы, скорее всего, так и сделал, оставив всех сидеть здесь с разинутыми ртами. Но в данных условиях это означало провалить дело. Как там Сергей сказал? Будет больно и неприятно? Он знает, что говорит.
– Что моя госпожа желает получить за эту вещь? – тихо спросил он, пытаясь унять расшалившееся сердце. Вот что значит семь лет идти к цели и увидеть долгожданный конец пути.
– Две услуги, которые мой господин может оказать нашей семье, – женщина впервые заговорила лишь после кивка мужа, продолжая соблюдать китайский этикет.
– Назовите их, моя госпожа. Я исполню любую вашу просьбу.
Муж и жена переглянулись, и Кацуо снова уколола игла зависти: эти двое взглядами сказали друг другу больше, чем словами. И ещё – они, кажется, заранее уговорились, какую цену спросить за ключ.
Чёртов мастер. Чёртова женщина.
Он ведь знал, что эта парочка денег не возьмёт. Даже Сергею о том сказал. Но искренне не понимал таких людей. За деньги можно купить что угодно. Деньги – это власть. Деньги – это положение в обществе. Деньги дают человеку массу возможностей. Это пробный камень, который сразу даёт понять, каков человек… Почему они не желают брать деньги? Может, не хотят брать именно от него?
Странные люди.
– Наша первая и главная просьба к господину… и тем, кого он здесь представляет – оставить нас в покое, – на фоне фальцетов китайских женщин голос хозяйки дома звучал глухим контральто. Хотя это было не так. Обычный голос обычной европейской женщины. Но почему Кацуо вдруг стало неловко? Что происходит?.. – Вы и так натворили достаточно. Ваше вмешательство приносит только беду, и тем, против кого оно направлено, и тем, кто на вас работает. Вы бросаете камни в воду, забывая, что стоите не на берегу, а в самой воде. И удивляетесь, что волны от брошенных камней задевают вас самих… Забудьте дорогу в прошлое. Не испытывайте терпения Всевышнего, оно не бесконечное.
– Ваше вмешательство в ход истории также сложно переоценить, моя госпожа, – сказал Кацуо, мимоходом отметив звенящую тишину, в которой повисли его слова. Казалось, домочадцы мастера Ли даже дышать перестали, чтобы ничего не пропустить. – Огнестрельное оружие, если я не ошибаюсь, действительно изобрели в империи Тан, но на полвека позже, и не в таком… законченном виде.
– Это гарантия, – женщина дерзко подняла на него взгляд.
– Гарантия чего?
– Невмешательства… желающих побросаться камнями в пруд.
– Своеобразная логика, – усмехнулся Кацуо. – Но вполне объяснимая. Тем не менее я могу твёрдо обещать лишь то, что конкретно сюда никто из нас больше не войдёт, и вмешиваться в жизнь вашей ветви никаким образом не станет. Решать за начальство, если оно вознамерится вмешаться в бытие иных ветвей, я не могу.
– Вам придётся уговорить своё начальство, мой господин, иначе вы уйдёте отсюда без этой вещи. Своё условие мы менять не станем.
– Вы говорили о двух условиях.
– Пока мы не пришли к согласию насчёт первого, нет смысла обсуждать второе.
– Подумайте хорошенько, почтенный господин Сугимото, – тысячник именно сейчас счёл нужным встрять со своим мнением. – На вашем месте я бы проявил чудеса красноречия, чтобы убедить начальство, но отстоял бы данное мной слово. Раз уж эта вещь так важна для вас, стоит постараться ради неё… Или вы не уверены в собственном начальстве?
– Мой господин проницателен, – Кацуо снова поклонился ему, отдавая должное умному человеку. – Я могу дать какое угодно слово, я могу убедить начальника в своей правоте, но я не могу знать, решит ли он соблюдать это слово, или же придёт к мнению, что его выгоднее нарушить.
– Занятное у вас начальство, – хмыкнул тысячник.
– Увы, таково свойство высших персон, мой господин. Нарушит слово он, а клятвопреступником стану я. Моя честь будет запятнана.