– Я бы попросил госпожу указать если не точные размеры, то хотя бы пропорции этих… изделий, – хмуро проговорил сотник. – Для бронзовых дел мастеров нужно составить толковое описание. Надеюсь, это не единственные вещи, которые вы могли бы предложить для защиты Бейши?
«Господи, покарай меня, грешную…» – мысленно застонала Яна. Но Всевышний не спешил посылать ей инсульт или паралич, а также не торопился с громом и молнией. Пришлось говорить.
– Господин, у вас для увеселительных целей используют вот такие штуки, – она набросала эскиз ракеты. – Можно вместо красивых цветных огней сделать заряд боевого пороха, а затем направлять их не в небо, а на конницу врага… Ещё можно делать длинные стальные трубки по принципу бронзовых орудий, но меньшего… диаметра. Для стрельбы с рук… И ещё – вот такие кувшины с порохом и зажигательным шнуром. Их можно бросать, а осколки кувшинов, разлетаясь…
По рассказам соседей Яна имела некоторое представление о том, что такое набег недружелюбно настроенных степняков. Это монголы резали всех, кто выше тележной оси. Здешним кочевникам рабы-пахари были не нужны, кидани и маньчжуры не строили империю. Потому во время войн или, как сейчас, бунтов кочевников, уже присягавших Поднебесной на верность, опустошению подвергалось всё, до чего кидани могли дотянуться. Людей вырезали поголовно. Она понимала, что ещё не раз пожалеет о содеянном, но если сейчас не остановить войну или хотя бы не минимизировать её потери, поводов для сожаления будет куда больше. Почуяв слабину империи, степняки быстро смекнут, где пожива, и так же быстро соберутся в мощный кулак. А Поднебесная уже неважно проявила себя на внешнеполитической арене, теряя влияние на западных окраинах. Страна густо населена, ханьцы уже тогда были самым многочисленным народом планеты, и в случае полноценного вторжения жертвы могли исчисляться миллионами… Миллионы жизней на одной чаше весов – против вероятных жертв будущих войн Китая. И не только Китая. Что перевесит?
Сотник Цзян ушёл от них, уставших и красноглазых от недосыпа, незадолго до рассвета, унося за пазухой чистовики описаний бронзовой пушки образца семнадцатого века, карронады, мортиры, пищали и примитивной керамической гранаты. Для начала хватит. Черновики, естественно, ещё в его присутствии отправили в очаг на растопку. Перед уходом сотник сказал, что сейчас он не станет привлекать ненужного внимания к семье Ли, но в случае возникновения опасности или подозрения на таковую кузнечная слободка станет охраняемым объектом.
– Ещё бы, – насупился Юншань, когда сотник уже наверняка не мог их слышать, а засыпающего на ходу Ваню отправили на боковую. – Такой источник знаний утратить не хочется. И лучше всего держать под рукой.
– Он что, делал тебе какие-то намёки? – Яна понизила голос до шёпота: бережёного бог бережёт, а небережёного конвой стережёт.
– Нет, но смотрел на тебя, как на вещь. Как на очень полезную, дорогостоящую и редкую вещь, случайно доставшуюся по дешёвке. Поначалу я ошибочно думал, что ты интересуешь его как женщина. Нет, его интересует только твоя голова, набитая знаниями. Эти знания – его будущее. Они не только помогут спасти Бейши от разорения киданями, но и хоть немного… уравновесят в глазах начальства ту историю с самоубийством его жены, – на удивление спокойно проговорил Юншань, хотя тоже от греха подальше перешёл на шёпот. – Наш сотник – умный и опасный человек. Он благороден и честен, но лишь до тех пор, пока ничто не угрожает его благополучию. Ну, а ты… Ты у меня умница, – мастер улыбнулся жене. – Ты ведь уже поняла, как нужно вести себя с господином сотником.
– Цедить знания по капле, – вздохнула Яна. – Выдавать их лишь по необходимости. И ещё, любимый… Я, кажется, знаю, что нужно дать господину сотнику, помимо оружия.
– Что же?
– Честь офицера.
– Прости, не понял…
– Ну, любимый, это долго объяснять… Ладно, не смотри на меня так. Попробую. У нас есть понятие «честь офицера». Есть писаный кодекс чести, есть неписаный. Здесь этого нет. Ханьский солдат хуже разбойника, офицер – всего лишь вооружённый слуга чиновников, хитрый и беспринципный. Карьера в армии считается уделом неудачников, не способных сдать экзамен на чиновничью должность, или младших сыновей нищих родов. Ты сам говорил, при хуанди Тай-цзуне такого безобразия не было. А сейчас есть. И если не дать воинам духовную опору – ту же честь воина – рано или поздно такая армия превратится в большую банду. Уже превращается. Надеюсь, наш сотник это понимает или чувствует. Если поделиться с ним идеей, а он сам её обдумает, сформулирует и красиво изложит на бумаге…
– Это дело не одного года, даже десятилетия, – проговорил Юншань. – Однако дело стоящее. Я-то побывал на войне. Получил стрелу в ногу и вернулся хромым в отцовскую кузницу. Но я хорошо помню, как к нам относились… Не годится, если солдата от непотребства сдерживает только обещание казни за любое движение не по правилам. Нужна цель, нужно служение чему-то великому и вечному. Армия Тай-цзуна, имевшая такую цель, увеличила империю втрое, если не больше… Да, это займёт не один год. Но ведь и пороховое оружие не один год будет распространяться в нашей армии. Всё требует времени.
– У нас с тобой оно есть? Как ты думаешь, любимый?
– У нас говорят: «Всё под Небом», – усмехнулся Юншань. – А у вас на западе думают, что судьба человека зависит от него самого. Истина же, как всегда, где-то посредине… Идём спать, любимая. Хоть бы часок отдохнуть получилось…
Стоит ли говорить, какую бурную деятельность развёл сотник Цзян?
Нет, он не был бы знатным тоба, если бы ограничился только технической стороной вопроса. Разумеется, гонцы поехали не только к наместнику, но и с санкции оного и в Тайюань, и в Ючжоу. Господин наместник, памятуя о судьбе своего собрата в Иньчжоу, решил дать ход прошению коменданта одной из самых дальних крепостей. Армию он, само собой, собирал, но и инициативе с мест нашлось применение. Мало ли что может послужить залогом победы… или просто безопасности. А тем временем сотник Цзян охмурял – в дипломатическом смысле, а не в том, что подумали некоторые несознательные личности – молодого Елюя Лугэ. Киданьский княжич чувствовал себя слегка неуютно: на горизонте то и дело появлялись разъезды татабов, коих хань именовали «кучжэнь си», а с ними, даже имея названого брата из родственного им племени мэнь-гу, лучше было лишний раз не пересекаться. Правда, сотник был отменно учтив, надарил подарков, часто приглашал к себе в дом и навещал знатного гостя в его белой юрте. И постепенно, шаг за шагом, склонял его к мысли, что торговать с империей всяко лучше, чем воевать. Против аргументов сотника у княжича не нашлось ни одного контраргумента, если не считать туманную политическую позицию его отца. Тот совершенно точно в курсе случившегося, гонец-то наверняка сперва известил главу рода. И теперь хан Елюй раздумывал, чью сторону принять.
И вот тут сотник, принявший в течение двух дней сразу два обоза из Тайюаня, вдруг начал туманно намекать княжичу на некие новинки танской военной промышленности, способные в корне изменить расстановку сил в регионе… Сказать, что Елюй Лугэ не был заинтригован, значит, погрешить против истины. Сотник Цзян Яовэнь, будучи вдвое старше и опытнее княжича, видел его насквозь и поймал на самый банальный крючок – на любопытство. Молодой человек не стал выпытывать подробности, не желая показаться в глазах знатного табгача несдержанным мальчишкой. А сотник не торопился развеивать туман секретности. Во всяком случае до тех пор, пока не получил первые результаты испытаний, проводившихся в отдалении от Бейши. А результаты впечатляли.