Тина опустила глаза.
July 24, 1963, Wednesday, 6:20 p. m.
Portland, Suburbs
Я гнал свой Plymouth по федеральной трассе № 295. Тина рядом. Долго уговаривать не пришлось. Больше в этом гадючнике мы не задержимся! Вещей – одна лёгенькая сумка. Деньги и документы велел держать при себе. Информацию тоже. Руководить процессом дальше буду я.
Мы направлялись в Portland. Место, где так эффектно состоялось наше знакомство. Тина дремала на заднем сиденье. Пусть поживёт у тётки. Хотя бы какое-то время. Моя задача – обеспечить необходимым, показать, что мне не всё равно. Я бросил взгляд в зеркало. Приоткрыв глаза, Тина посмотрела на меня. Еле заметно улыбнувшись, я как бы заметил: не бойся, малыш, всё позади.
Трудно представить, через что ей пришлось пройти. Но осознание того, что в тебе теплится новая жизнь, должно давать надежду. Все мои помыслы теперь об этих двух хрупких созданиях. Я ещё раз глянул в зеркало. Тина словно бы отсутствовала.
– Поспи, тебе сейчас это нужно.
– Не могу…
– Теперь ты в ответе не только за себя.
– Это и пугает. Одна с ребёнком? Позор!
– Послушай. Я не бросаюсь словами, ты знаешь. Скажу так. Не переживай. Я позабочусь и о тебе, и о твоём малыше.
Тина взглянула удивлённо:
– Ты не можешь так говорить.
– Почему? – удивился уже я.
– Хотя бы потому, что не знаешь меня.
– Я знаю достаточно. И своё слово сказал. Хочешь ты или нет, теперь мы связаны. И так будет лучше.
Придвинувшись к водительскому креслу, Тина молча обхватила меня за плечи.
– Thank you.
– Благодарности излишни. – Я сделал вид, что не тронут.
Это было не так. Необъяснимый прилив тепла от нежного прикосновения – совершенно новое для меня ощущение. Пора быть честным с самим собой. Мик Дейр, ты наконец нашёл родственную душу.
От мысли, что придётся ухаживать за Тиной и малышом, которому только предстоит родиться, вдруг стало так легко, как не было со школьных лет. Странное, но приятное ощущение. Захотелось курить, но я сдержался. Вдруг это вредно для ребенка? Потерплю, пора перестраиваться. New life is started.
– Можно я сяду вперёд? Хочу быть ближе к тебе.
Моя улыбка служила лучшим ответом. Не тормозя, свободной от вождения рукой помог Тине пересесть. Она забавно плюхнулась в кресло, мы засмеялись.
В непринуждённых разговорах прошло ещё полтора часа. Бензин заканчивался, шоссе заправками не баловало. Справа по курсу маячил небольшой городок Cumberland. Целый комплекс для водителей оказался прямо на въезде.
Тина хлопнула себя по коленям:
– Ура, кофейня! Я иду брать. Тебе какой?
– Главное, не такой крепкий, как в прошлый раз.
Мы снова рассмеялись.
– Не бойся, дорогой. Сегодня я добавлю молока.
– Лучше чёрный. Может, сходить с тобой?
– Нет-нет, ты и так многое сделал. Дай хоть чуть-чуть за тобой поухаживать, я же не инвалид!
– Хорошо. Только не задерживайся!
– Я пулей!
Закурив, взглянул на часы. Дело к вечеру. Останавливаться в мотеле смысла нет. Поднажмём – у тётки будем к ночи. Надеюсь, за дверь не выставят. Вот уж не думал, что предложу руку и сердце девушке, с которой ни разу не спал! На прежнего Мика это не похоже.
А с утра двину в August’у. Отчитаться перед шефом. Придётся давать непростые ответы о смерти Анны и остальных. Выложу правду, в конце концов, досталось мне нешуточно. На этом основании потребую отпуск.
За время отгула подыщу Тине хорошего врача. Нет, лучшего. Честер подсобит. Достану ему сигар с Кубы, а то и так задолжал порядочно. Кстати, насчёт курева. Дёрну пока вторую. Дымить при Тине больше не буду. А может, вообще бросить? Я смял пачку. Пусть новая жизнь взойдёт вместе с завтрашним солнцем!
August 2, 1963, Friday, 2:05 p. m.
Augusta, 77 Winthrop St, Mick Dare’s apartments
– Куда пропал-то, Мик? Хандришь?
– Можно и так сказать. – За последнюю неделю мой голос стал заметно ниже, появилась хрипотца.
Тому были причины. Я погладил щетину.
– Коллинз беспокоится, я тоже. Что у тебя?
– Пропало желание. Жить, работать, двигаться. Напрочь. Совсем. Вот и выпиваю…
– Это всё из-за того дела? Но ведь расследование завершено, победа за нами, разве нет? А в смерти Анны и тех людей ты не виноват! Слушай, возьми отпуск, слетай на юг. California, Florida…
– Чест, ты не обижайся, но сейчас я просто хочу побыть один. Спасибо за сочувствие, но на доверительные беседы я пока что не настроен. Поэтому, если новостей у тебя нет, давай закончим этот разговор. А Коллинзу передай – беру за свой счёт.
– В том-то и дело, что есть!
– Маслоу объявился?
– Нет, куда интереснее! Мне удалось расшифровать партию. Ну, на почтовой карточке.
– Ого! – Впервые в моём голосе послышалось что-то отдалённо напоминающее энтузиазм.
– Случайно, но получилось! Переставлял-переставлял, и сошлось, прикинь!
– Давай только попроще, без лекций.
– На самом деле шифр простой. Ходы вроде бы бессмысленны, но составляют партию по правилам. Я предположил, что каждый ход кодирует строго определённую букву. Но только кроме пешек! Помнишь, инструкцию, что они не участвуют в игре? Так вот она и означает, что шифр формируют только тяжёлые фигуры.
– А в чём смысл?
– Это же очевидно! Если одна из тяжёлых фигур не может сделать ход для кодирования очередной буквы из-за текущей ситуации на поле, двигают пешку. Причем всё равно куда.
– Примерно ясно. И как же всё это работает?
– Пришлось экспериментировать, но я докопался. Если ладья (неважно, белая или чёрная) ходит на одну клетку по горизонтали, это буква «A», если на две – «B», на три – «C»; если на одну клетку по вертикали – это «D», на две – «E», на три – «F». И так для каждой фигуры. Больше всего букв кодируется ходами ферзя – аж девять. Я долго бился, но в итоге срослось. Ты понял?
– Ну, более-менее, и что?
– Какой-то странный текст: «The perpetrator must die. It will happen in Dallas. The time is fixed: the twenty second of November. Think over details. Commissar» [16] .
– И что бы это значило? – Особого энтузиазма я по-прежнему не проявлял.