Ну конечно! Вот в чем, оказывается, дело, а вовсе не в нахлынувших на майора предательских реминисценциях! И впрямь, при чем здесь Хабиб Ибн Зухайр и прочие «потенциальные враги государства»! Кальтера обеспокоил сам факт вторжения мутанта-псионика к нему в сознание, только и всего. Майор пережил крайне нетипичный стресс, который и вызвал у него столь бурную (по критериям «мизантропа», разумеется) реакцию. И теперь у Кальтера появился иммунитет на этот раздражитель. Зная первопричину нового стресса, интрудер готов обуздать его при малейших признаках повторного появления. А воспоминания… Да черт с ними, с воспоминаниями! Зацикливаться на них – значит зазря баламутить воду в глубоком озере забвения. Все, что необходимо сейчас майору, оставить это озеро в покое. И тогда плавающие на поверхности воспоминания сами осядут на его вязкое илистое дно – туда, откуда они внезапно и всплыли.
Задумано – сделано. Сконцентрировавшись на предстоящей этой ночью разведывательной операции в преддверии встречи «помех», Кальтер абстрагировался от провокационных мыслей, перекусил и прикорнул в углу сушилки, чтобы вздремнуть до окончания выброса.
Поэтому майор и не видел, как снаружи небо полыхало багровым заревом – Зона готовилась к очередному выбросу, что вот-вот должен был пройти над проклятыми землями убийственной волной аномальной энергии. И горе тому сталкеру, что не успел укрыться от выброса за бетонными стенами подвалов и бункеров. В эти штормовые часы Зона демонстрировала планете свой истинный лик, узреть который воочию и остаться в живых не мог ни один человек. Что именно творилось во время выброса на просторах Зоны, не знал никто. Предугадать последствия катаклизма тоже было невозможно. Возникали новые аномалии и мутировавшие формы жизни. Иногда взамен старых, но чаще – в придачу к ним. Истоптанные сталкерские тропы вмиг становились непроходимыми, и наоборот – там, куда раньше скитальцы не забредали и под дулом автомата, теперь могли без опаски появляться даже новички. Зона непрестанно мутировала вместе с порожденными ею тварями и аномалиями, и казалось, лишь человек еще умудряется сохранять в ней свою первозданную сущность.
Но так только казалось. Зона была достаточно могущественна, чтобы взять на себя даже права Господа Бога и изменить по своей прихоти любого скитальца, которого судьба заносила в эти края. Каждый, кто пересекал Кордон, становился игрушкой в руках Зоны. Иногда – любимой, иногда – очень быстро надоедающей. А иногда – вызывающей любопытство. То самое любопытство, с каким ребенок разбирает на части заинтересовавшую его игрушку, дабы проверить, что же находится у той внутри и можно ли будет с нею после этого играть.
Кальтер дремал вполглаза, прислонившись к стене, и слушал вполуха сопровождающую выброс безумную какофонию атмосферных шумов. За годы службы в «Мизантропе» он научился загривком чуять, когда за ним следят, и сомневался, что в данный момент кому-то поблизости известно о его присутствии. Разумеется, кроме запертого в катакомбах контролера. Но теперь это орущее чудовище вряд ли могло сорвать планы интрудера.
Кальтеру было невдомек, что он ошибается и Зона давно положила на него свой всевидящий глаз. Майор продолжал непрерывно изучать Зону, а она, в свою очередь, пристально взирала на майора из-под серой вуали небес и явно чего-то выжидала. Огромная коварная тварь славилась своей непредсказуемой переменчивостью, но когда ей было нужно, она могла прикинуться смирной, затаиться и ждать. Правда, недолго. И в случае с Кальтером это «недолго», похоже, подходило к концу…
Вот уж не думал капитан Назар Чупренко, что пришедший к ним в батальон с самого верха приказ о полном прекращении огня по Небесному Пауку позволит капитану наварить на этом обстоятельстве впечатляющий куш! Такой, какой не выпадал Чупренко уже давно – с тех пор, как его бывшего непосредственного командира, полковника Николая Сердобольцева, отстранили от занимаемой должности по подозрению в служебных махинациях и отправили на время разбирательства в длительный отпуск «по состоянию здоровья».
С приходом в Шестой миротворческий батальон нового комбата – подполковника Пушкаря – дела у Назара – командира второй мотострелковой роты – шли не ахти. И хоть Пушкарь тоже был «человеком Сердобольцева», вести бизнес прежними темпами стало опасно (но все равно, спасибо могучим связям Николая Ивановича, который, даже находясь под следствием, не допустил полного краха своего теневого предприятия). Особисты из штаба округа шныряли по гарнизону, как тараканы, и пытались совать свой нос во все, чем занимались в Зоне миротворцы. Но раскопать компромат на Сердобольцева и Чупренко особистам никак не удавалось, потому что за пределами Зоны оба махинатора были чистенькими, как слезы Девы Марии. Всеми преступлениями, в которых подозревались Назар и его покровитель, они занимались исключительно на территории Зоны. Именно там, вдали от любопытных глаз, организаторы схемы по незаконной продаже оружия, являющиеся в ней лишь посредниками, вели переговоры с поставщиками, которые без этого связующего «официального» звена попросту не могли переправить товар через Кордон. А переправлялся он под видом всего, чего угодно, только не оружия: противорадиационных химикатов, научного оборудования, инженерных средств, горючего и прочих материалов, необходимых работающим в Зоне исследовательским группам ученых. Элементарная, но благодаря обширным связям Сердобольцева вполне надежная и прибыльная схема.
Наученные горьким опытом, ищейки из Особого отдела предпочитали не соваться в Зону без крайней нужды. Они знали, что не могут полностью полагаться в тех диких местах на прикрытие солдат. Всему виной была извечная нелюбовь простых вояк к особистам – дознавателям из Отдела внутренних расследований. А на обычном окопном языке – крысам, рыскающим по гарнизонам с единственной целью – выполнить разнарядку сверху по выявлению латентных нарушителей Устава, независимо от их звания и занимаемой должности.
В числе этих нарушителей мог оказаться любой, даже честный служака, стоило ему лишь попасть под подозрение какого-нибудь ретивого особиста. В Зоне патологическая ненависть военных к своим «гнилым» собратьям по оружию проявлялась особенно остро. Каждая пересекшая периметр «крыса» становилась потенциальной жертвой какого-нибудь мутанта или аномалии. В двух случаях из трех спасение от них особистов становилось делом рук самих особистов. А сопровождающая их охрана – обычные солдаты армейского патруля – не больно-то спешила явиться на зов угодившего в передрягу дознавателя. Или того хуже – вставали на сторону какого-нибудь кровососа и помогали тому добыть себе обед в лице опекаемой ими штабной ищейки. Официально таких случаев зафиксировано, естественно, не было, однако и особисты, и вояки прекрасно знали: подобное сведение счетов случалось в Зоне не раз и не два.
Все это здорово играло на руку капитану Чупренко и его подельникам-подчиненным – бойцам-контрактникам, многие из которых только потому и остались на сверхсрочную службу, чтобы не выходить из доходного бизнеса Сердобольцева. Весь третий взвод роты Чупренко состоял из лично отобранных им «сверчков» – сержантов и прапорщиков, которым комроты выплачивал второе – неофициальное – жалованье, на несколько порядков превосходящее контрактное. Капитан и его верные «чупренцы» чувствовали себя в Зоне практически безнаказанно. Они совершали плановые и внеплановые рейды только в таком, строго определенном составе, объясняя это нежеланием рисковать жизнью обычных солдат-срочников. Со стороны поведение Чупренко выглядело весьма благородно, но особисты давно подозревали, что кроется за этим постоянством. Впрочем, доказать они все равно ничего не могли, а уж напрашиваться в рейд с командиром второй роты не стремились и подавно. Никому из особистов не хотелось пополнить собой статистику погибших либо канувших без вести офицеров работающего в Зоне миротворческого контингента.