– Ладно, так и быть – привал, – сжалился над ней майор, пусть передышка и не входила пока в его планы.
Вера тут же уселась на ствол упавшего дерева, через которое спутники только что перелезли, и, скинув ранец, зябко обхватила себя за плечи. Все ее щупленькое тело тряслось крупной дрожью, а зубы стучали так, что их клацанье было слышно даже с берега котловины, куда Кальтер поднялся, чтобы осмотреться.
Не выявив поблизости ничего подозрительного, майор хотел было остаться наверху и продолжать наблюдение за округой, но, глянув на зябко нахохлившегося ребенка, испытал странную неловкость, словно это не псевдогигант, а он, дядя Костя, напугал Веру до полусмерти. Но самое нетипичное в этом ощущении заключалось в том, что интрудеру вдруг захотелось как-то загладить свою вину. Интуиция подсказывала Кальтеру: это наверняка поможет перепуганной девочке успокоиться. Как долго приходила в себя Верданди после вчерашней битвы майора с «броненосцами», он понятия не имел, потому что почти весь день провалялся без сознания. Но Вере явно потребовался не один час, чтобы оправиться от ужаса. Сегодня на это у нее были лишь считаные минуты. И раз уж командир отвел для поднятия боевого духа своей подопечной такое короткое время, значит, Кальтер просто обязан ей в этом помочь.
Но какими словами можно утешить ребенка, которого пять минут назад едва не слопало чудовище величиной с грузовик?.. Перед Кальтером стояла весьма непростая задача, наверняка ставшая бы камнем преткновения и для профессионального педагога. Усиленно подыскивая ей решение, майор спустился со склона, после чего подошел к Верданди и в молчании уселся рядом с ней на поваленное дерево. Дельных мыслей в голове у интрудера было ровно столько же, сколько и в бревне, на котором он сидел.
От неловкого положения Кальтера, как и вчера, спасла Вера. Ни слова не говоря, она подсела к нему поближе, а потом доверчиво взяла его под руку и прижалась плечом к плечу майора. Он этого, разумеется, не ожидал и поначалу растерялся. Но потом почувствовал, что у девочки понемногу утихает дрожь и перестают стучать зубы, и решил, что раз Верданди это успокаивает, значит, пусть так и будет. В конце концов, ребенку лучше знать, что ему в такой момент необходимо. Но если бы кто-нибудь сфотографировал сейчас интрудера вместе с его малолетней подружкой и потом отправил эти фотографии в Ведомство, то-то в отделе «Мизантроп» разразился бы переполох…
– Дядя Костя, ты улыбаешься, – все еще дрожа, проговорила Верданди.
– Что? – Кальтер не сразу сообразил, о чем спрашивает девочка. В который раз за истекшие сутки она ставила интрудера в тупик своей непредсказуемой и в то же время по-детски прямой логикой.
– Ты улыбаешься, – повторила Вера и тоже улыбнулась, вмиг избавив майора от его неловкости. – А я уже подумала, что ты вообще не умеешь улыбаться. Всегда такой хмурый, как будто грустишь о чем-то.
– Нет, не может быть, – возразил Кальтер, не припоминая, когда это они со спутницей решили перейти на обоюдное «ты». – Я не улыбался. Тебе наверняка показалось.
– А вот и не показалось! – шмыгнув носом, помотала головой Верданди. – Я что, по-твоему, не понимаю, когда человек улыбается, а когда нет?
– Ну хорошо, допустим, я чуть-чуть улыбнулся, – пошел на попятную майор, не видя причины начинать неуместный спор из-за сущего пустяка. – Разве дядя Костя не может подумать о чем-нибудь приятном?
– И о чем ты сейчас подумал? – не отставала Вера.
– О том, что было бы неплохо угостить тебя конфетой, – в кои-то веки не замешкался с ответом Кальтер, осененный внезапно пришедшей ему на ум идеей. – Ты когда-нибудь ела конфеты из прошлого века?
– Это в которые еще клали натуральный сахар? – ответила вопросом на вопрос девочка.
– Точно, – подтвердил Кальтер и вытащил из кармана маленький цилиндрический пенальчик с глюкозно-витаминными таблетками, входящими в штатный рацион каждого интрудера. – Самый настоящий сахар стосемидесятилетней давности. Питательный и очень вкусный.
– От настоящего сахара толстеют, – авторитетно заметила Верданди, после чего встрепенулась и, указав на майора пальчиком, возбужденно заерзала: – Ага! Ага! Вот сейчас, да! Я видела, видела: ты опять улыбнулся, дядя Костя!
Тут уж Кальтеру крыть было нечем. Опасение тощей, как соломинка, девчонки растолстеть от чайной ложки глюкозы вызвало бы улыбку у кого угодно. Однако от «конфет» Верданди не отказалась и услужливо подставила майору ладошку, на которую он вытряхнул сначала одну, а затем, немного поколебавшись, и добавочную ведомственную пилюлю. Вера была истощена, и удвоенная взрослая доза витаминов ей вряд ли повредит. Но не больше – все же эта пищевая добавка создавалась для здоровых мужчин, а не для малолеток.
Еще одну вытащенную из пенальчика таблетку Кальтер съел сам, сделав это не столько по необходимости, сколько за компанию со спутницей. Вера внимательно проследила, как майор перекатывает во рту кисло-сладкую пилюлю, и последовала его примеру. Вторую «конфету» девочка продолжала держать в ладошке – очевидно, желала растянуть удовольствие, ибо видела, какой небогатый у дяди Кости конфетный запас, и понимала, отчего спутник так экономно его расходует.
Следующие три минуты интрудер и гимназистка из будущего просидели в молчании, смакуя непрезентабельные на вид, но действительно приятные на вкус витаминные таблетки. Вера продолжала держать Кальтера под локоть, и майор с удовлетворением отметил, что ее рука перестала дрожать, а скованное нервным напряжением плечо расслабилось. Сошедшая с лица девочки бледность тоже говорила о том, что ребенок понемногу приходит в себя.
– И правда вкусно, – призналась Верданди, съев первую витаминную порцию и сразу перейдя ко второй. – Спасибо, дядя Костя. Ты настоящий друг. Если бы у меня были с собой конфеты, я бы тебя тоже обязательно угостила.
– Ну что, пойдем дальше? – поинтересовался Кальтер.
Девочка нехотя кивнула. После чего обреченно вздохнула, без лишних разговоров отстранилась от майора, спрыгнула с бревна и стала надевать ранец. Стараясь соответствовать статусу «настоящего друга», дядя Костя помог Верданди попасть рукой в непослушную ранцевую лямку и покарабкался вверх по склону котловины, придерживаясь оставленного в сухой траве следа. Кто из спутников на самом деле кого сейчас успокаивал – Кальтер Веру или наоборот, – интрудер, честно сказать, так и не понял…
Верданди первая заметила, что небо над Зоной начинает приобретать зловеще-багровый оттенок. Случилось это сразу после обеда, когда до заката оставалось еще как минимум шесть часов, и потому заходящее солнце было здесь совершенно ни при чем.
Услышав замечание спутницы насчет того, что, дескать, «воздух краснеет», Кальтер оторвался от работы, которой был в данный момент занят, пристально взглянул на небо, но ничего подозрительного не обнаружил. Однако не счел слова девочки пустой болтовней и отнесся к ним со всей серьезностью.
– Что конкретно ты видишь? – попросил уточнения майор. Он допускал, что взор ребенка вполне способен выявить в Зоне множество нюансов, неуловимых глазу взрослого человека. Даже такого наблюдательного, как «мизантроп».