Наши взгляды сошлись, мы поняли друг друга, и я твердо убрал ее руку:
— Я должен.
Когда Саша Белый пошел в туалет, я направился вслед за ним. В комнате мы оказались одни, и я дал волю накипевшим чувствам. Мои руки вцепились в лацканы дорогого костюма Саши Белого и впихнули грузное тело в кабинку для душа.
— Узнаешь? — Я дышал в лицо оторопевшему мужчине, припертому к стене.
Его брови сдвинулись, на лбу прорезались морщины, но вскоре губы расплелись в самодовольной улыбке.
— А, ты! Я помню тебя. Хорошо помню.
— Ну, тогда ты должен помнить, что за тобой должок!
Я с силой дернул бывшего бандита на себя и вниз. Он рухнул передо мной на колени. Всё было так, как в момент нашей последней встречи у железной дороги за баром, только теперь мы поменялись местами. Я плюнул Саше Белому в лицо. На душе стало светлее и легче.
О боже, как же мало надо, чтобы почувствовать себя человеком!
Саша Белый не сопротивлялся. Он спокойно протер лицо платком и бросил его под ноги.
— А ведь у меня депутатская неприкосновенность. — Он поднялся и отряхнул брюки. — Ты наглый, я сразу понял. Спасибо тебе.
— Повторить? — я сжал кулаки.
— За сауну, спасибо.
— Что? Какую сауну?
Саша Белый вышел из душевой кабины и стал умываться. Я стоял за его спиной и ждал ответа. Он вытерся бумажными салфетками и поднял лицо. Мы смотрели друг на друга через зеркало.
— Там, за баром у железной дороги, я догадался, что ты захочешь меня убить, — произнес Саша Белый, ловя мою реакцию. — Я мог щелкнуть пальцами, и тебя бы не стало, но мне было любопытно, что способен предпринять умный технарь.
Я молчал, чувствуя, как успокоившееся сердце возобновляет пляску.
Белый продолжил:
— Мне с напарниками стало тесно на одной поляне, и я надеялся, что ты начнешь с них. Когда в сауне рухнул светильник на длиннющем проводе и вырубился свет, я понял, чьих это рук дело. И воспользовался ситуацией.
Саша Белый бросил скомканные салфетки в корзину и пошел к выходу. На меня нашло прозрение:
— Значит, Саша Черный упал не сам. Это ты его!
Белый обернулся и продемонстрировал свою омерзительную ухмылку:
— А ты соучастник. Помни об этом.
Объявили посадку на наш рейс. Мы с женой расположились в широких креслах бизнес-класса, а Саша Белый прошел дальше в самый дорогой салон класса «Империал».
В течение девятичасового перелета я так и не уснул. Мне потребовалось много раз посылать стюардессу за коньяком. Алкоголь растворил тоску в противной головной боли.
При выходе Саша Белый по-дружески похлопал меня по плечу и шепнул:
— Каждый находит оправдание своей подлости.
Бывший бандит, нынешний депутат ушел, а я вновь почувствовал себя оплеванным.
1
— Ты проводишь меня до вокзала? — спросила Таня.
В ее больших по-детски доверчивых темных глазах еще теплились угольки угасающей надежды, но их уже готова была сменить матовая пелена разочарования. Олег отвернулся. За окном метались маленькие беспризорные дождинки, будто кто-то поднял водяную пыль, и она никак не могла рассеяться. Некоторые капельки толкались в стекло, замирали там, или, осторожно нащупывая дорогу, собирались вместе и сползали вниз, словно длинные прозрачные червяки.
— У меня сегодня экскурсия в Ново-Афонскую пещеру, — сказал Олег.
Полчаса назад, когда они кивнули друг другу при встрече в ресторане во время завтрака, Олег облегченно подумал, что вот и все, больше они никогда не увидятся. Он долго пил кофе, боясь вновь повстречаться с ней при выходе, но Таня ожидала его в фойе.
— А может, все-таки проводишь? — откровенно и даже униженно попросила она. — У меня чемодан тяжелый.
Он порывисто обернулся, обхватил ее за плечи, но тут же отдернул руки, и с наигранной веселостью, неестественно жестикулируя, заговорил о том, что они отнюдь не прощаются, что жизнь постоянно преподносит сюрпризы и рано или поздно они обязательно встретятся. Да что там рано или поздно, он приедет к ней в Ростов-на-Дону этим же летом, как только защитит диплом, а пока, он будет ей звонить часто-часто, и все у них будет очень-очень хорошо.
Олег говорил и сам не верил в это. Только в глубине души его все больнее и настойчивее жгла заноза раскаяния: «Ну, зачем, зачем я вновь обманываю ее? Зачем эти пустые слова и игра в любовь, которой не было? Зачем все это?»
Она слушала и, казалось, уменьшалась на глазах, словно таяла. Как маленький огонек, попавший под ливень, угасали ее глаза и вскоре превратились в темные осколки ночного неба, у которого украли звезды.
Таня чуть тронула Олега за руку, и он замолчал.
— Вчера я ждала тебя. Потом искала. Потом мне было больно … — прошептала она, опустив взгляд.
— Прости, — с трудом смог выговорить он.
— Прощай, Олег, — мягко, почти нежно произнесла Таня, дотянулась теплыми губами до его щеки, потом резко отвернулась, чтобы скрыть выступившие слезы, и быстро зашагала к выходу.
Он смотрел сквозь плачущее стекло, как она уходит. Юная. Стройная. Доверчивая. Красивая.
Всего два дня назад Олег говорил ей десятки ласковых слов, уверял в любви, засыпал бестолковыми комплиментами, а Таня, склонив длинные ресницы с подрагивающей полуулыбкой мягких губ шептала и шептала: «Мы сошли с ума, мы сошли с ума, Олежик». «Да, да, мы сумасшедшие, все влюбленные сумасшедшие» — поддакивал он, а сам удовлетворенно думал: «Поплыла, девчонка». Он ловил ее, поначалу ускользающие, жаркие губы, его руки в шальном танце летали по ее одежде, выискивая скрытые пуговки и крючочки, и трепет девичьего тела, ее дрожь от его нескромных прикосновений, невольно предавался и ему, возбуждая и распаляя.
Однако Олег отчетливо контролировал себя. Он ни на минуту не забывал, что любит совсем другую, находящуюся далеко-далеко отсюда, а то, в чем он участвовал сейчас, воспринимал как неизбежную игру, в которую вовлечены все без исключения отдыхающие.
Ему было приятно, что он вот так, с ходу, вскружил голову Тане, вполне симпатичной девушке, за таких мужской глаз цепляется. А она (вот же дуреха!), как видно не на шутку влюбилась в него, была податлива и согласна на всё. Правда, Витьке досталась Оля, та вовсе красавица, но до конца отдыха — всего два дня, что из-за этого переживать. И еще неизвестно, как бы Оля повела себя с ним, она с сумасшедшинкой, а Таня, вот она, рядом. И Олег азартно шептал ей на ушко какие-то романтические глупости, ласкал руками ее обнажающееся тело, и уже нагло стаскивал с нее белье, чувствуя все ближе и доступнее то, ради чего он так старался.
Лишь в один момент он вдруг остро ощутил всю неприкрытую фальшь своих слов. Ему стало стыдно, но он успокоил себя мыслью, что для Тани — это тоже ни к чему не обязывающий курортный флирт. Ведь это же игра, в которой один говорит условные слова, а другая делает вид, что верит во всё сказанное.